Соль под кожей. Том второй
Шрифт:
Нужно было загнать Андрея под плинтус. Сделать так, чтобы страх перед неприятностями, которые я могу ему организовать, перевешивал страх перед папашей. А я, вместо этого, распустила сопли и даже жалела этого труса, прикрывала его «специфические вкусы» и подчищала дерьмо, которое Андрей, несмотря на все мои предупреждения, умудрялся за собой оставлять.
Если бы рядом был Данте, он бы отвесил мне парочку моральных отрезвляющих оплеух за то, что дала волю эмоциям и пыталась найти проблески человечности в том, в ком ее никогда не было. Андрея вырастили безвольной бесхребетной
— Ты должен отказаться подписать сделку. Прямо сейчас напиши своим юристам, чтобы нашли к чему прикопаться и убирались оттуда. Любая запятая, неточность, что угодно. Они же наверняка стоят больших денег, умеют выкручиваться из таких ситуаций.
Я просто тряпка, нужно это признать, но я не могу позволить Вадиму вляпаться во все это из-за меня.
Хочется прямо сейчас написать Данте, что он просрал на меня шесть лет. Шесть долбаных лет дрессировки коту под хвост. Если бы я была уверена, что он ответит сразу и влепит мне парочку отрезвляющих затрещин, то уже настрочила бы ему десяток сообщений о том, как Завольский обвел меня вокруг пальца и в который раз вышел сухим из воды.
Шутов как-то сказал, что не все люди способны идти по головам и танцевать на костях, некоторые созданы травоядными, как трицератопсы — могут бодаться, но в итоге все равно проигрывают тиранозаврам.
Я много о себе возомнила, решив, что за эти годы успела стать ну как минимум аллозавром. Но на деле оказалось, что я все тот же беспомощный трицератопс.
В следующую секунду я чувствую как пара крепких мужских рук хватает меня за талию, легко разворачивает и усаживает на тумбу около раковин. И прежде чем я успеваю отмахнуться — Вадим упирает ладони в столешницу по обе стороны моих бедер. Даже если я попытаюсь вырваться — это будет заранее обреченная на провал ошибка.
— Сюда может кто-то зайти, — громко шиплю я, потому что мы с ним и так подставились абсолютно везде. Копытин сто процентов уже отзвонился старому борову и сообщил о нашем с Вадимом «уединении».
— Я запер внешнюю дверь, Лори. Хватит дергаться. Послушай меня.
— Не о чем разговаривать! — пытаюсь отодвинуть его локоть и прошмыгнуть в просвет, но он как каменная глыба — даже не шевелится. — Неужели ты не понимаешь, что мы уже и так под колпаком?!
— Понимаю, что не оставлю тебя на заклание Завольскому.
— Ты должен, если не хочешь потерять дело всей жизни!
Уже очень давно я не была настолько близка к истерике, как в эту минуту.
Потому что до этого дня почти все, что происходило в моей жизни, было так или иначе мной же и спланировано, и легкие отклонения от задуманного заставляли вносить коррективы, но не сбивали с курса.
Был такой старый фильм, про пятнадцатилетнего мальчика, которому пришлось стать капитаном целого корабля. Он прекрасно со всем справлялся, и уверенно вел судно про проложенному курсу, пока вдруг не оказалось, что все это время он плыл в противоположном направлении, потому что Главный злодей испортил компас. Но наивный парень
Вот так же я, но с оговоркой, что на рифы я все-таки залетела.
— Лори, смотри на меня. Спокойно. Тихо. Смотри на меня.
Я с трудом, но фиксирую взгляд на бесконечно синих глазах Вадима, почему-то именно сейчас таких ярких, будто он пришелец из кибернетического будущего.
— Мне срать на Завольского. — Он как будто даже улыбается. — Этот старый гандон — та еще скользкая змея, но ему точно не удастся развалить мой бизнес. Вообще без вариантов. Вдолби уже это в свою светлую голову.
Вадим слегка постукивает по моему лбу указательным пальцем.
— Хер ему, а не «MoneyFlow», — еще одна спокойная улыбка.
— Мне бы твою уверенность, — ворчу себе под нос, снова пытаюсь вывернуться и снова безрезультатно.
— Эту проблему я решу, Лори. Бывали в моей жизни задницы и поглубже — ничего, выплыл, еще и натолкал потом, кому следует. Это большой бизнес, детка — тут не хер даже ловить, если страшно ловить пиранью голыми руками.
— Господи, избавь меня от своих мотивирующих цитат, — закатываю глаза, хотя скорее для вида, потому что от моего раздражения не осталось и следа. — И так тошно.
— А вот тут мы подходим к вопросу, который действительно меня беспокоит — что с тобой?
— Мигрень.
— Уже слышал. Это точно? Может, к врачу?
— Ага, к тому, который избавляет от болезни путем отрубывания головы.
— Я серьезно. — Вадим даже не реагирует на мой черный юмор. — Я хочу убедиться, что с тобой все в порядке.
— У меня жизнь покатилась к черту под хвост, даже странно, что болит только голова, а не отвалилась печень. Так что знаешь, я в порядке хотя бы потому, что до сих пор не развалилась на части. И хватит об этом, Авдеев, раздражаешь.
Он прищуривается, медлит еще несколько секунд, но потом все-таки отступает и дает мне спрыгнуть на пол. Терпеливо ждет, пока приведу себя в порядок, а я стараюсь не отвлекаться на его отражение в зеркале.
В зал заседаний мы возвращаемся в гробовой тишине, не сказав друг другу ни слова.
Копытин, к моему огромному удивлению, сидит за столом в той же позе, в которой я его здесь и оставила. Как будто даже не шевелился и не дышал. Хотя, это никак не отменяет того факта, что пока мы отсутствовали, он легко мог настрочить своему хозяину десяток сообщений. Ну или только одно, с каким-то кодовым словом, если так у них было условлено.
К слову, если все часы мира не сговорились против нас, то мы с Вадимом отсутствовали всего шесть минут, хотя я была уверена, что нас уже начали разыскивать с собаками.
— Валерия Дмитриевна, все в порядке? — бесцветным тоном интересуется Копытин.
— Да. — Разворачиваюсь к остальным, цепляю на лицо официальную вежливую улыбку. — Прошу прощения за эту задержку, господа. Не все устрицы одинаково полезны, как оказалось, и даже элитный ресторан — не гарантия против пищевого отравления. Ни у кого случайно нет контактов санитарного инспектора?