Соль под кожей. Том второй

Субботина Айя

— Придурок, да что ты творишь, — шепчу себе под нос, уверенная, что он все равно этого не услышит.

Остается только надеяться, что совершенно пустой коридор и ни единой живой души нам навстречу — реальность, а не плод моего перепуганного скорыми разрушительными последствиями воображения.

— Куда? — коротко спрашивает Вадим, заблудившись в хитросплетениях наших коридоров.

Я еле заметно вскидываю руку на право, а оттуда — в самый торец.

Вадим толкает дверь со значком женского силуэта, и я даже не сопротивляюсь, когда понимаю,

что он идет следом. Закрывает внутреннюю дверь на защелку. Помогает мне добраться до кабинки.

— Стой, — отодвигаю его попытку придержать мне волосы. — Я не…

— Ты не будешь мне приказывать, — еще одно почти командирское заявление, и я сдаюсь.

Меня тошнит практически одной водой, потому что с момента предыдущей рвоты прошло не больше получаса и с тех пор в моем желудке абсолютно ничего не было. Но даже это «ничего» выворачивается наружу болезненными режущими спазмами.

Несколько долгих минут я просто стою над унитазом в позе сломанной березы, пытаясь окончательно опустошить свои внутренности. Я должна довести до конца эту проклятую сделку и для этого мне нельзя выскакивать из кабинета каждые пять минут. Я уже и так достаточно наломала дров.

Когда, наконец, рвотные позывы сходят на нет, принимаю из рук Вадима бумажное полотенце, вытираю рот.

— Тебе нужно умыться, — говорит он, снова за руку, как маленькую, провожая до умывальников.

— Спасибо, мамочка, но дальше я сама.

— Ага, сама.

У меня настолько ослабли ноги, что приходится признать — без его поддержки весь этот процесс занял бы втрое больше времени. Я споласкиваю лицо прохладной водой, провожу мокрыми ладонями по растрепанным волосам, пытаясь привести себя в порядок и вернуть себе хоть как-то деловой внешний вид. Но отражение беспощадно «говорит», что чтобы я ни делала — все равно выгляжу как «кислотница» из притона. Таких темных провалов под глазами у меня не было даже, кажется, когда…

Странно, что я не могу вспомнить, хотя память ковыряет какое-то крайне болезненное воспоминание, никак не связанное ни со смертью моих родителей, ни с предательством Наратова. Но это «что-то» настолько разрушительно, что внутри меня как будто стоит невидимый блок: «Стоп, дальше нельзя, не сейчас, не сегодня».

Ну и хрен с ним.

— Я уже в порядке, — отодвигаю руку Вадима. — Спасибо за поддержку, но этого не нужно было делать.

— В твоем мире мужчины должны молча переступать через женщин, когда те нуждаются в помощи?

— Да ради бога, Авдеев! — Я сую ладонь под струю ледяной воды и еще раз освежаю лицо. В отражении Вадим стоит у меня за спиной — здоровенный и мрачный как чертова туча, которая может пролить грибной дождик, а может раздолбать все молниями. — Завольский приказал, чтобы сделку подписывала я.

— Я понял, Лори.

— Понял? И все равно продолжил творить эту херню?! — Из моего горла вырывается неприятный булькающий звук, абсолютно не похожий на смех, хотя именно это я пыталась сделать. — Ну, поздравляю, теперь на нашем плане можно ставить крест.

—

Даже если бы это поставило десять крестов на наших планах — я все равно бы не позволил тебе идти одной.

Он какой-то непрошибаемый.

Даже не знаю, радоваться этому или высказать соболезнование, что мне в напарники достался совершенно не умеющий играть «в долгие шахматы» человек.

— Я изолировала Андрея от сделки, чтобы вести документы самостоятельно. И чтобы получить доступ к сопроводительной документации.

Вадим молча отрывает еще одно полотенце и протягивает мне.

— Вот откуда у меня все те документы, — вспоминаю вопрос, который он зала в нашу первую «официальную» встречу в клубе. — Андрей должен был держать рот на замке, но папаша его дожал. Так что я теперь под колпаком. Старый боров все отлично продумал: если на сделке будет стоять моя подпись — я понесу всю материальную и юридическую ответственность, а если ты вдруг откажешься подписывать — будет ясно, что таким образом ты пытаешься вывести из-под удара своего союзника.

Я раздраженно брызгаю водой на зеркало и пару секунд наблюдаю за тем, как потеки воды размазывают мое отражение до вида карикатурной маски.

— Если бы я не ненавидела Завольского так сильно, то спела бы оду способности этой твари перекручивать любую ситуацию в свою пользу и выходить сухим из воды. Он уже поимел нас обоих, Вадим.

— И давно у тебя это? — спрашивает он.

— Что? Ты о чем? — Разворачиваюсь к нему и с удивлением смотрю на его «фирменное» непроницаемое лицо.

— Рвота.

— Авдеев, ты вообще меня слушал? Причем тут моя рвота?

Он пододвигается почти впритык, пальцами смахивает капли с моих ресниц и повторяет вопрос:

— Как давно тебя так тошнит, Лори? Что ты ела? Это может быть пищевое отравление?

— Это мигрень, боже.

Я не понимаю, как ему это удается — одновременно быть двухметровой брутальной шпалой и заботливым котиком. Тьфу ты, давненько в моей голове не было таких до тошноты милых эпитетов в адрес особей с членом и яйцами.

— Авдеев, ты слышал, что я сказала про сделку? — Он же крутой бизнесмен, у него не только финансовый бизнес (один из крупнейших в этой сфере), но и личный клуб, и собственная конюшня. Такие люди априори рождаются с «чуйкой» на всякую задницу. — Ты понимаешь, что нас загнали в угол?

— Я тебя не подставлю, Лори. — Легка улыбка на его идеальных губах, и даже обезображенное ожогом лицо становится воплощением мужской красоты.

— Ты понимаешь, что тогда все наши планы… ради чего было потрачено столько времени и сил… — Я ощущаю почти физическую боль от того, что все, ради чего я полной ложкой жрала унижения, оскорбления и пинки, в одночасье превратилось в пыль. И самое ужасное — я никак не могу повлиять на ситуацию. По крайней мере — здесь и сейчас. Но это бездействие прямо сегодня загоняет меня в еще больший тупик. — Я все испортила, Авдеев. Я, мать его, все просрала.