Соль
Шрифт:
Что бы подумала об этом «маленькая Соль»? Я бы ей понравилась?
Душа наполняется такой нежностью и ностальгией под песню Гвен Стефани, будто снова подул тёплый весенний ветер, как он дул только в романтическом подростковом возрасте, ероша волосы и подгоняя на встречу к подружкам. Я закрываю глаза, подвывая знакомый текст. Вспоминаю, как мы пели ту песню на школьном вечере вместе с Ив. Фейерверки щемящей сердце нежности обжигают внутренности, а комната перестает быть страшной. Я не трусиха. Я могу рассуждать холодно. Но мне так тоскливо, что убиться можно!..
***
Самюэль Конте, был уже и не молод, и не особенно внимателен. Годы шли, и мистер Конте брал все меньше смен, все больше больничных и все намекал, что пора бы ему помощника на обучение. Кайд Ли и сам в этом не сомневался,
Дядя Сэм, как называли мистера Конте, делает себе чашечку кофе, достает пару венских вафель и с наслаждением устраивается перед экранами, транслирующими видео с камер наблюдения. Перед ним лежит книга, рядом сканворд на случай, если «Мизери» будет недостаточно интересной. Дядя Сэм всегда очень ответственно подходит к выбору книг для дежурства, Кинг его подводит крайне редко.
Дядя Сэм пьет кофе, ест свою вафлю и читает первую часть “Мизери”. Он сразу понимает, что эта книга как раз то, что нужно, с первых строк дядя Сэм и думать забывает о мониторах, а там ничего особенного и не происходит. Все ключи на месте, на территории никого. Дядя Сэм поглощает страницу за страницей, пока не замечает лампочку, светящуюся на панели. Красный маленький огонёк. Мониторы перестраиваются: тот, что поймал подозрительное движение разворачивается на весь экран. Дядя Сэм вздрагивает, и горячий кофе выплескивается на книгу, страница начинает стремительно набухать, а строчки сливаться. Вафля падает на пол. Сердце дяди Сэма обливается кровью: он очень любит венские вафли. Он совсем не хочет участвовать в какой-то заварушке, он вообще не уверен что там что-то произошло. Камеры вечно улавливают что-то, чего на самом деле нет. Камера, которая отреагировала на вторжение, висит в холле, прямо над стойкой Наоми. Дядя Сэм склоняется к экрану, пытаясь понять что там не так. Он приготовился, рука как раз над тревожной кнопкой. Картинка на экране остается спокойной, обычный чёрно-белый вид на холл: никого нет, и ничто не движется. Звук камеры не транслируют, но изображение и так достаточно красноречиво, а сверху вдруг слышится грохот, в этот же момент стеклянная крошка разлетается по холлу, будто дым заполняет помещение. Дядя Сэм даже решает, что это пожар, хлопает по тревожной кнопке и поворачивает ключ. Не сработало, дядя Сэм паникует, у него прихватывает сердце, как это бывает, когда он сильно нервничает, но на этот раз по телу прокатывается холодный пот и странно немеют руки. Он знает, что нужно всё перезагрузить, у него есть такая возможность, но только если это сделать, сюда сразу выедет охрана. И если он сделает это зря — ему не поздоровится. Управляющий Паркинсон душу вытрясет. А руки и правда немеют, и так давит на грудную клетку, что даже в спине ломит, будто сейчас через позвоночник будут вытаскивать все органы поочереди. Дядя Сэм уверен, что если не сделает это сейчас, то запросто свалится тут с приступом, и вообще уже ничего не сделает.
Здание было обесточено на каких-то пятнадцать секунд, дядя Сэм упал как только вырубил питание, а когда смог подняться, чтобы дёрнуть рубильник обратно, кое-как смог преодолеть метр, чтобы снова нажать на тревожную кнопку.
***
— Дядя Сэм в больнице? — спрашивает Кайд у управляющего Паркинсона, заспанного и взъерошенного.
— Да, старик не выдержал.
— Он разве дежурит по ночам?
— Ну его попросили подменить… — юлит Паркинсон. — Я это, если всё, могу пойти?
— Иди. Я сам дождусь, когда тут закончат.
Кайд смотрит в спину Паркинсону, которого, конечно, стоит уволить. Не может быть, что такой бардак в его клубе возможен. Какие-то мальчишки просто вошли и разбили окно, а охрана — один больной старик дядя
— А мы закончили, — следователь закрывает блокнот, прячет в сумку. — Мальчишки. Играют тут на соседнем поле в дворовый футбол. Предполагаем, что их задирали ребята из клуба, там от одной площадки до другой, — полицейский машет рукой, мол сами виноваты.
— Как они смогли?
— А что стоит разбить стеклянную дверь хорошим камнем, для пары подростков из бедного района?
— Их тут не было, — цедит сквозь зубы Кайд.
— Как это?… Тут вот сказано…
— Не было их тут. Кто-то случайно залез. Заявление оставлять не буду. Идите уже, — Кайд устало трёт глаза, растягивает воротник пуловера, будто ему перекрыли воздух, хрустит шеей.
Когда все уходят, он снова осматривается. Теперь, когда он один, это выглядит иначе. Разруха и бардак, и этот звук тишины после шума. Будто хрустящее под ногами стекло бьёт по ушам. Он так хорошо помнит, как такой же бардак был в его квартире, и в горле тут же пересыхает. Но он умеет прогонять такие мысли. Кайд спускается в подвал, откуда не так давно вынесли дядю Сэма. Заглядывает в его комнатушку, все экраны работают, на полу раздавленная вафля и пролитый кофе. Кайд изучает экраны, внимательно вглядывается в каждое изображение, полное спокойствия и ночной тишины, даже глаза слезятся, будто он как в детстве ищет десять отличий на картинках. Кайд склоняется ниже, приглядываясь к изображению одного из коридоров. Чёртова ручка двери дергается вверх и вниз.
— Майк, камера номер пятнадцать, какой участок? — слышит сонный Майк голос начальника. — Быстро!
— А… а вы где? У охранника?
— Да!
— Так, выходите оттуда и направо. По коридору, — растерянный Майк ничего не понимает. — Так, а теперь это… прямо и там будет поворот…
— Все, отбой.
Кайд стоит перед дверью, у которой истерично дергается ручка. По двери со всей силы колотят, а ещё у того, кто там, уже охрип от крика голос.
Кайд перехватывает ручку и наступает тишина.
— Кто там?
— А… я! Соль Томпсон! — тараторят из-за двери. Кайд выдыхает и считает до десяти. Почему. Опять. Она. Он прижимается лбом к двери и стоит, пока за дверью без умолку болтают. — Там походу какая-то хрень. Я не знаю, пожар, террористы! Ой, я очень не хочу подохнуть в этой грёбаной прачечной! Можно мне наружу уже! Такой шум! Ужас! А вы… А-а-а-а, вы не террорист, да?? Если террорист, то я не открою!
— Да любой террорист бы уже сбежал от твоей болтовни! — устало говорит Кайд, прекрасно понимая, что если сейчас откроет, то будет слишком напуган за неё, чтобы просто проводить до машины. Ему хочется ногтями дверь расцарапать и вытащить Соль наружу, чтобы больше шагу от него не сделала в сторону, но с другой стороны… что могло быть хуже, чем очередное спасение несчастной принцессы? Она потеряет голову. Совсем. Уйти бы и сказать Марку вызволить девчонку самому. Пусть винит Кайда за халатное отношение к охране, а Марка боготворит за спасение от дракона.
— Ой. Не надо! Я тут сижу чёрт знает сколько! Я посинела уже от скуки и страха! И я есть хочу!! — она там просто беснуется, а только что была перепугана. Кайд улыбается, ничего смешного, конечно, но не может ничего поделать. Смешно же. Опять…
— У тебя там музыка что-ли играет? — он хмурится, но ещё улыбается.
— Эм… да, — это его "Эм..", неужели девчонка из жизни тоже стала так говорить? Но когда? Они же почти не общались, да и он говорит так только с родными. Шутка природы, эта девчонка.
— Хорошо устроилась!
— Мистер Ли? Это вы, да? — тихонько говорит она, и он прямо-таки видит, как она прижимается к двери, а он делает то же самое с другой стороны и готов поклясться, что если сейчас растворится металл между ними, Соль упадёт ему точно в объятия.
— Так ли это важно, если я террорист? — он садится на пол и прислоняется спиной к двери.
— Вы меня вытащите отсюда? — спрашивает она.
— А ты знаешь как? — он сам не знает зачем издевается. Она наверняка испугана и устала, кто знает, сколько она там просидела, но очень хочется ещё её послушать. Слушать её, когда один её вид взрывает мозг, крайне сложно. А сейчас — запросто. Можно было ей звонить, конечно, но с Соль Ли… Томпсон видимо всё через задницу.