Солдат и пес 2
Шрифт:
Богомилов глубокомысленно покачал головой:
— Значит, все это для отвода глаз… А случись что, Афонин бы сразу отрекся: это, мол, сосед нарочно на меня валит. Знает же, что я в части работаю!
Романов усмехнулся:
— Тут они еще похитрее придумали. Шубин что нашим рассказал? Говорит, Афонин ему так сказал: давай сделаем вид, что мы разругались по какому-то там поводу. И сделали! Поругались между собой так напоказ. Дескать, чтобы не осталось впечатления, что они приятели.
— Товарищ полковник, — сказал я, — но тогда почему
Романов ухмыльнулся.
— Сергеев, — сказал он. — Нам почему-то всегда приходится кино вспоминать! Помнишь фильм «Бриллиантовая рука»? Слова шефа?
Я мгновенно сообразил:
— Как говорил один мой знакомый… покойник: я слишком много знал!
— Вот-вот.
И поведал, что многознающий покойник Афонин по характеру был человек говнистый и жадный, из тех, кто за копейку «и в жопу даст и мать продаст». И уж наверняка в преступную группу он попал именно данному мотиву, срубить башлей по-легкому. Понятно, он не Шубин, и мозги и аппетиты у него были несравнимы с этим обормотом. Он и зарабатывал прилично, в самом деле будучи знатоком в профессии. Но вот, видать — все мало, мало, мало…
— Доигрался, гаденыш, — беспощадно резюмировал Петр Петрович. — Я ж его с малых лет помню… Ну, не скажу, что так прямо знаю, все-таки другое поколение. А вот папаша его — тот еще хапуга был. С этим-то я знаком был… Кулак самый настоящий! Умел копейку срубить. Вот и выходит, что яблоко от яблони недалеко падает!
Мозги мои заработали на повышенных оборотах. Я прилежно, как школьник на уроке, поднял руку:
— Можно?..
Полковник кивнул.
— Афонина устранили профессионально, — начал я. — И эти люди где-то в городе. Так?..
Я вспомнил, разумеется, рассказ Богомилова о двух странных незнакомцах в «Рыгантине», да и он, судя по замеченной мной мелкой моторике, подумал о том же. А я развил мысль: если сообщники в городе есть, то надо прошерстить информацию по недавно прибывшим. Это же должно отражаться в книгах учета в паспортных столах. Проанализировать информацию: кто прибыл на постоянное место жительства в последние месяцы. Отсортировать тех, кто может подходить по возрасту, по внешности, и тем самым сузить круг проверяемых…
И командир, и начальник спецсвязи выслушали мои соображения с терпеливым пониманием на лицах. Романов сказал, что мысль, бесспорно, здравая, и они с Петром Петровичем, бесспорно, ее уже обсудили. И решили этим заняться. Но делать это надо аккуратно, не привлекая внимания, и сугубо секретно. А это значит, что вся такая работа ляжет на одного только Петра Петровича. А это объем какой! Ни в сказке сказать, ни пером описать.
— Нет, конечно, — сказал полковник, — делать это будем. Какие-никакие шансы есть. А нам нельзя ни единого шанса упустить. Но это все-таки не главное.
— А что главное? — сорвалось у лейтенанта.
— Главное? Ну, начнем вот с этого…
И Романов взял серую папку из кожзаменителя, лежавшую от него по левую руку на столе.
Из папки явились
— Документы у вас, надеюсь, с собой? — спросил он. — Билет и удостоверение?
Вопрос был на проверку, вроде как у школьного учителя про таблицу умножения. Военнослужащий за пределами части обязан иметь основной документ при себе: у солдат и сержантов — военный билет, у офицеров и прапорщиков — удостоверение личности. Разумеется, у нас все исправно было при себе.
Романов взял наши документы и начал заносить их данные в эти бумажки. Мы с Богомиловым быстро переглянулись, сообразив, что это наши расписки о сотрудничестве с КГБ — как говорится, документарный след, теперь теоретически на веки вечные. Что написано пером, не вырубишь топором.
Петр Петрович, видимо, посовестившись в третий раз «стрелять» курево, вынул из стола потрепанную пачку дешевых сигарет «Астра». Закурил, окутавшись едким дымом.
Полковник, закончив заполнять бумаги, сунул их нам:
— Ознакомьтесь. Распишитесь. Дату поставьте.
Я взял бумагу, вчитался:
«Я, такой-то, военнослужащий в/ч 52506, военный билет такой-то, выдан тем-то и тогда-то… добровольно соглашаюсь…»
И так далее.
Я расписался, не раздумывая, спокойно и деловито, понимая, что полковник сейчас пристально наблюдает за всеми моими реакциями: двигательными и вазомоторными. Пусть они будут самыми позитивными!
Я улыбнулся, отдав бумагу и забрав военный билет.
— Вот так, — командир сунул наши подписки обратно в папку. — Теперь мы, так сказать, одной крови. Теперь я для вас не просто командир части — это само собой, как было, так и есть. Теперь мы больше, чем просто офицеры и солдаты. Надеюсь, это ясно.
И дальше он сказал, что о наших особых взаимоотношениях не должна знать ни одна живая душа, что в части мы ведем себя ровно так, как всегда. Что регулярные встречи проводим здесь, в отделении спецсвязи. Что Петру Петровичу можно доверять железно, на все сто или даже сто пятьдесят. Что он всю жизнь сотрудник под прикрытием… Вернее, тут встречаются Романов и Богомилов — мне, как рядовому-срочнику отлучаться за пределы части не то, что не положено, но частые выходы в город, конечно, невозможны. Они привлекут внимание. Поэтому, если у меня вдруг возникнет информация, требующая срочной передачи, я должен обратиться к Богомилову.
— Поводы изобретешь сам, — заявил полковник, глянув на часы. — Проявишь солдатскую смекалку. А теперь все! Забирайте посылки и езжайте. И без того мы здесь подзадержались. Свободны!
В посылочном отделении мы все ящики получили быстро, минуты не прошло. Объем и вес барахла оказались порядочны.
— Сбегайте за Матвеевым, коллега, — малость сострил лейтенант. — Мы теперь официально можем так друг друга называть, согласны, коллега?..
— Вы — да, а я все-таки предпочту соблюдать субординацию, — пошутил и я.