Солдат-недоучка
Шрифт:
Голова у Майлза шла крутом. Беспорядочно запутанная геометрия завода и его явно случайным образом соединенные подъемы и спуски, лишь увеличивали то ощущение дезориентации, которое он испытывал. "И он весь мой – с каждым ржавым болтом, каждым подозрительным швом, каждым засоренным туалетом..."
Елена с тревогой следила за ним. – В чем дело, Майлз? Ты не выглядишь счастливым. Мы же победили!
"Настоящему фору, – сурово напомнил себе Майлз, – не пристало с рыданиями зарываться лицом в грудь своей оруженосицы; даже если рост фора вполне для этого подходит".
ГЛАВА 13
Первая
Общий лазарет устроили в медпункте плавильного завода, в самом обширном помещении. Воздух там был сухой, холодный и затхлый, как и всякий рециркулированный воздух; он был насыщен ароматом антисептика, на который накладывался слабый, но резкий запах смеси пота, экскрементов, обожженной плоти и страха. Весь медперсонал занимался своими собственными ранеными, держась подальше от новых пленников, которым к тому же потребовалось выделить еще охрану из тонким слоем распределенных по станции солдат Майлза. А тех в свою очередь привлекали по мере необходимости как помощников санитара. Майлз понаблюдал, как работает старший хирург Танга вместе со своей командой, и оставил все как есть, ограничившись лишь тихим напоминанием охранникам насчет их основных обязанностей. Пока медики Танга заняты, опасности, наверное, нет.
Майлз лишился присутствия духа, увидев фелицианских офицеров: полковник Бенар и еще два его помощника лежали недвижно, оцепенело, ничего не слыша и едва ли осознавая, что их спасли. "Какие небольшие ранки, – подумал он, разглядывая едва заметные ссадины на запястьях и лодыжках и крошечные синяки под кожей в тех местах, куда пришелся укол пневмо-инъектора. Какими небольшими ранами мы убиваем человека... " Призрак убитого пилота, словно ручной ворон, опустился ему на плечо, переступая лапами и взъерошив перья в безмолвном подтверждении сказанного.
Медтехник Осона позаимствовала на время хирурга Танга для проведения тонкой операции – наложению пластикожи, которая будет служить Элли Куинн лицом, пока ее не смогут доставить – когда и как? – в какую-нибудь клинику с подходящей для регенерации биотехнологией.
– Ты не обязана на это смотреть, – тихо проговорил Майлз Елене, осторожно остановившись рядом, чтобы наблюдать за процедурой.
Елена помотала головой. – Нет, я хочу.
– Зачем?
– А ты зачем?
– Я никогда такого не видел. И вообще, она заплатила по моим счетам. Это мой долг как командира.
– Ну, значит и мой тоже. Я целую неделю работала вместе с ней.
Медтехник
– Полагаю, нам здесь оставаться не нужно. Реально мы ничем не можем помочь. – Он поднял взгляд на лицо Елены, бледное, но спокойное. – До каких пор ты собираешься смотреть? – прошептал Майлз и добавил, уже про себя: "Бога ради, на ее месте могла быть ты, Елена..."
– Пока они не закончат, – тихо ответила она. – Пока я больше не стану ощущать ее боль, глядя на это. Пока не ожесточусь, как настоящий солдат – как мой отец. Если я сумею не давать себе почувствовать боль друга, то уж точно смогу сделать это с врагом...
В бессознательном отрицании Майлз покачал головой: – Слушай, мы можем продолжить этот разговор в коридоре?
Она нахмурилась, потом поглядела на его лицо, поджала губы и без дальнейших возражений последовала за ним. В коридоре он привалился к стене, сглатывая слюну и тяжело дыша.
– Может, принести тазик? – предложила Елена.
– Нет. Через минуту я буду в порядке. – Надеюсь. Минута прошла, и ему удалось не опозориться. – Женщинам не место на поле боя. – выдавил он наконец.
– А почему нет? – спросила Елена. – Почему все это, – дернула она головой в сторону лазарета, – ужасней для женщины, чем для мужчины?
– Не знаю. – Майлз попытался нащупать ответ. – Твой отец однажды сказал: если женщина надевает военную форму, она сама напрашивается, и ты должен в нее стрелять без всяких колебаний: именно в таком странном аспекте он видит равноправие полов. А все мои инстинкты подсказывают, что я должен кинуть перед ней в грязь свой плащ, а не сносить ей голову. И это меня сбивает с толку.
– Честь всегда там же, где риск, – возразила Елена. – Отвергни риск – и отвергнешь честь. Я всегда думала, что ты – единственный из знакомых мне барраярских мужчин, признающий, что честь женщины – не только то, что находится у нее между ног.
– Конечно, честь солдата – исполнить его патриотический долг...
– Или ее долг!
– Хорошо, или ее долг... но все вот это – не служба императору! Мы здесь ради десяти-процентной прибыли для Тава Калхуна. Ну или, в любом случае, мы здесь за этим оказались.
Он собрался, готовясь продолжить свой обход – и остановился. – Что ты там, в лазарете, говорила насчет "ожесточиться"?
Она вздернула подбородок. – Да. И что?
– Моя мать тоже была настоящим солдатом. И я не думаю, что она когда-нибудь отказывалась ощущать чужую боль. Даже боль врага.
После этих слов оба надолго замолчали.
Офицерское совещание для выработки плана на случай контратаки оказалось не таким сложным, как боялся Майлз. Они заняли конференц-зал, раньше принадлежавший заводскому начальству. Захватывающая дух панорама за иллюминаторами демонстрировала весь комплекс в целом. С недовольным ворчанием Майлз уселся к этой картине спиной.