Солдат революции. Фридрих Энгельс: Хроника жизни
Шрифт:
— А деньги?
— Пока вместо тридцати только тринадцать тысяч. — Маркс нахмурился. — Но 31 мая газета должна быть готова.
— Твоя передовая завтра утром ударит как пушка! — предсказывал Веерт.
Так и случилось. Газета вызвала огромный интерес. Через два часа весь тираж расхватали. Маркс отбивался от возмущённых акционеров.
— Вы пишете, что газета — «орган демократии», а проповедуете настоящий коммунизм! Мы вложили в неё свои деньги и не хотим, чтобы они стали бомбой под нашими
— Не волнуйтесь, господа! Возможно, события повернутся так, что через месяц вы станете гордиться участием в нашей газете. Очень скоро мы наберём столько подписчиков, что ваше участие станет в любом случае делом выгодным. — Маркс пускал в ход всю дипломатию, на которую был способен.
— Новые похождения рыцаря Шнапганского! — объявлял Георг Веерт, когда они утром сходились в редакционной комнате.
Рыцарь Шнапганский стал постоянным героем фельетонов Веерта. Многие находили, что он похож на известного реакционера князя Лихновского. Если газета какое-то время не печатала фельетонов о рыцаре, подписчики из разных городов начинали беспокоиться.
Энгельс писал передовые, правил статьи, давал переводы статен Гарни и вождей французской революции.
— Фридрих настоящая энциклопедия! — восхищался Маркс. — Работоспособен в любое время дня и ночи, пишет и соображает быстро, как чёрт!
Через неделю газету читали уже во всех городах Германии. Это была первая настоящая пролетарская газета.
В июне восстала Прага. Восстание было разгромлено. Противники революции начинали приходить в себя. Лавочники, хозяева мелких мастерских боялись власти рабочих больше, чем королевской мести. В Германии одни ждали решении франкфуртского парламента. Другие надеялись на решение берлинского национального собрания.
«Ты думаешь, что покончил с помещичьим государством? — спрашивал Энгельс читателя в передовой статье. — Заблуждение! Ты думаешь, что теперь тебе уже обеспечено право свободного объединений, свобода печати, вооружение народа и прочие высокие слова, которые летели к тебе через мартовские баррикады? Заблуждение! Чистейшее заблуждение!»
Июньское восстание в Париже подтвердило пророческие слова Маркса: рабочие, разуверившись в правительстве мелких буржуа, снова пошли на баррикады.
«Храбрость, с которой сражались рабочие, — писал Энгельс, — поистине изумительна. От тридцати до сорока тысяч рабочих целых три дня держались против более восьмидесяти тысяч солдат, ста тысяч национальных гвардейцев, против картечи, гранат и зажигательных ракет, против «благородного» военного опыта генералов. Рабочие разбиты, и значительная их часть зверски уничтожена. Их павшим борцам не будут оказаны такие почести, как жертвам июля и февраля; но история отведёт им совершенно особое место, как жертвам первой решительной битвы пролетариата».
Жестокая расправа над рабочими Парижа стала сигналом для реакции в Германии. В городах вводили осадное положение, у народа отнимали оружие.
В
Из корреспонденции «Судебное преследование «Новой Рейнской газеты».
«Кёльн, 4 августа. Наши осложнения с прокуратурой продолжаются… Вчера были вызваны в качестве свидетелей двое из наших редакторов — Дронке и Энгельс. Дронке временно отсутствует, а Энгельс явился, но не был допрошен под присягой, так как подозревают, что записка, недавно конфискованная в редакции нашей газеты, написана его рукой, и, таким образом, возможно, что ему будет предъявлено обвинение».
Адвокаты, купцы, профессора, говоруны франкфуртского собрания сдавали завоёванные народом позиции перед реакцией. Новое прусское правительство, составленное из богатых либеральных дворян, которых возглавил крупный коммерсант Камнгаузен, не выполнило ни одного обещания.
В городах Германии стали активно действовать рабочие общества. В Кёльне рабочим обществом руководили Шаппер и Молль. Энгельс часто выступал на его митингах. Рабочие были настроены воинственно. Власти боялись их и потому не могли закрыть газету.
Из корреспонденции «Судебное преследование «Новой Рейнской газеты».
«Кёльн, 5 сентября. Вчера снова один из редакторов нашей газеты — Фридрих Энгельс был вызван к судебному следователю в связи с делом Маркса и его соучастников, но на этот раз не в качестве свидетеля, а в качестве одного из обвиняемых».
Положение в стране усложнялось. Революция отступала. Издавать газету становилось всё труднее. Местные либералы забирали свои паи.
В конце августа Маркс уехал добывать для газеты деньги. Энгельс остался вместо Маркса главным редактором.
Началась осень. Холодные дожди, слякоть, промозглые ветры. Но это не мешало тысячам рабочих собираться за городом на митинги.
Власти объявили в Кёльне военное положение. Шаппера арестовали. Пытались арестовать Молля, но рабочие отбили его. Приказ об аресте Энгельса был опубликован в газетах.
Два дня Энгельс скрывался в пустом дедовском доме.
Потом явился взбешённый отец.
— Я не желал тебя знать и видеть, но меня умолила твоя мать. Разве тебе не известно, что приказ о твоём аресте напечатан даже в Бармене?
— Именно потому я и нахожусь здесь…
— А я именно поэтому требую, чтобы ты немедленно освободил этот дом. Не хватает, чтобы господин обер-прокурор подумал, что это мы сами тебя прячем. По закону я обязан немедленно сообщить властям, где ты. По твоей воле я уже сейчас стал государственным преступником, так как скрыл место твоего пребывания. Мне нет дела, куда ты пойдёшь отсюда, но в Вуппертале тебе не место.
Энгельс перебрался в Бельгию.
Брюссельская полиция немедленно арестовала его. В арестантской карете его отвезли на вокзал. Под конвоем полицейских Энгельс доехал до французской границы. Всё же, подумал он, это был благородный жест. Его ведь могли бы и попросту выдать прусским властям.