Солдат удачи
Шрифт:
К Дарту, переваливаясь на толстых коротких ногах и почесывая брюхо, приблизился вождь. Выглядел он довольным и сытым. Впрочем, эти два понятия в языке криби являлись синонимами.
– Дат кусать свой самка? – с любопытством осведомился Вау.
– Нет. Самка тощий. Самка кусать еда, много еда, стать толстый. Потом Дат ее кусать.
– Ха-аа! – прохрипел вождь и хлопнул в ладоши, что служило знаком одобрения. Тощие самки ему не нравились – даже на вертеле.
Вздыхая и хмуря брови, Дарт следил, как три десятка волосатых под командой Оша топают к галере, разбрызгивая воду. Их шкуры лоснились, бугрились мощные
Он повернулся к вождю.
– Хороший хак.
– Хороший, – согласился Вау. – Много дерево харири. Харири долго гореть, хорошо.
– Не гореть. Криби взять хак тиан, взять свой самка, плыть река. Долго плыть.
Нижняя челюсть у Вау отвалилась, губа свисла чуть ли не до груди. Кажется, он был изумлен.
– Не гореть? Взять хак, плыть река? – Вождь возмущенно фыркнул. – Дат кусать плохой капа, его голова выпадать шерсть!
Это означало, что собеседник отведал тухлого мяса и в результате тронулся умом. Но Дарт решил попытаться еще раз.
– Криби плыть река новый место. Хороший место – много хак-капа! Много тири, много ко, много вкусный даннит! Криби кусать всех в новый место, стать толстый!
– Криби кусать всех в старый место, – мудро заметил Вау, почесал мохнатую грудь и отошел в сторонку.
Каменный молот в лапах Оша грохнул о доски, потом ударили кувалды и дубины остальных, жалобно заскрипело дерево, борт треснул, и в нем возникла большая зияющая дыра. Дарт отвернулся, страдальчески скривил губы и быстрым шагом покинул пляж. «Ненасытен человек в своих желаниях, – мелькнула мысль, – дай ему женщину, и он потребует шале с фонтаном, мягким ложем и бархатными покрывалами. Или корабль с гребцами…»
Корабль – увы! – пойдет в костер, но вместо шале имелась пещера, а вместо бархата – мох. Еще была женщина – возможно, колдунья и ведьма, но привлекательная и, надо думать, компетентная в местных нравах, что являлось новым, сулившим надежду обстоятельством. По дороге к своему жилью Дарт обдумывал эту мысль. С Нерис ему повезло, однако везение лишь тогда решает насущные проблемы, когда из него удается извлечь максимум полезного. Он не страдает более от одиночества, он спас весьма приятную особу, и что же дальше? Какой от нее прок?
«Прок, пожалуй, есть, – подумал он, ощупав плечо с заживающей раной. – У этой женщины, ширы Трехградья, не отнимешь уменья врачевать, пусть даже странным способом!» Но способы анхабов, возвращающих жизнь мертвецам, казались еще удивительней и необычней, и потому случившееся не беспокоило Дарта. В данном вопросе он обладал широким кругозором и был не против целителя-прилипалы или целителя-вампира, если их старания шли ему на пользу.
От пещер тянуло дымом и мерзким запахом паленого – криби собирались завтракать. Приблизившись к своему жилью, он услышал шум – треск кустов, женские вопли, пронзительный визг Броката и сопение волосатых. Пара юнцов гонялась за Нерис в виноградных зарослях, то ли желая развлечься, то ли с иной, гастрономической целью. Для этих своих экзерсисов они, вероятно, подстерегли момент, когда Нерис покинула пещеру; внутри ее никто бы не тронул, так как жилище Дарта являлось для дикарей безусловным табу.
Он запустил камнем в одного негодяя,
Покончив с этим делом, Дарт осмотрел женщину и ее крылатого спутника. Последний уже успокоился, сел на камень у входа в грот и, будто кошка, принялся вылизывать взъерошенную шерстку. Что до Нерис, то она, кажется, не пострадала и выглядела много лучше, чем вчера: следы побоев еще не зажили, но ссадины и синяки побледнели, с лица исчезла печать утомления, и кожа, отмытая дождем, напоминала сейчас бело-розовый перламутр. Ожерелье на ее гибкой шее светилось красками утренней зари.
– Ты меня бросил!.. – Отдышавшись, она гневно ткнула в Дарта пальцем. – Бросил среди этих гнусных тварей!
– Не бросил, а ненадолго оставил, пресветлая госпожа, – возразил Дарт. – Зачем ты покинула пещеру? В мое жилище волосатые не лезут, и там ты была бы в полной безопасности.
– Я проголодалась! – сообщила Нерис, топнув обутой в сандалию ножкой. – Я ела ягоды, и эти вонючки застали меня врасплох! Врасплох, понимаешь? Иначе им пришлось бы пожалеть о миге своего рождения! Я превратила бы их в камни, в грязь, в червей! Лишила бы дыхания и воздуха! Я, просветленная шира Трехградья!.. Я бы…
Она внезапно спрятала лицо в ладонях и расплакалась. Дарт обнял ее, прижимая к себе левым боком, и с удивлением отметил, что не чувствует биения сердца. Но эта мысль была смутной, преходящей, смазанной другими ощущениями – трепетом хрупких плеч под его ладонью и орошавшими грудь слезами. Шелковистые волосы ласкали щеку и шею, упоительный аромат будил воспоминания о просторных залах, в которых, повинуясь мелодии, кружились и приседали дамы с кавалерами в изысканных одеждах и завитых париках. Со вздохом он погладил ее золотистую головку и пробормотал:
– Успокойтесь, мадам, успокойтесь… – Затем, сообразив, что говорит на родном языке, перешел на фунги: – Не плачь, блистательная госпожа. В конце концов, ничего страшного не случилось: ты поела ягод, а тебя не съели. Даже не укусили ни разу.
– Просветленная, а не блистательная, – поправила она, всхлипывая и вытирая слезы. – Ты должен правильно обращаться ко мне и оказывать уважение, Дважды Рожденный. Помни: я – шира!
– Разумеется, я помню, светозарная. – Дарт отступил на шаг и отвесил изящный поклон, коснувшись рукояти шпаги. Все происходящее его изрядно забавляло, будто он играл с ребенком – но разве жизнь без игр и забав не превращается в унылые будни? Лишь женщины, новые впечатления и авантюры придают ей вкус, и в данный момент, обладая тем, и другим, и третьим, он мог почитать себя счастливейшим из смертных.
Поклонившись еще раз, Дарт произнес:
– Любой рыцарь счел бы великой милостью служить тебе, и я клянусь, что под моей защитой ты можешь не опасаться никаких врагов. Ни тиан, ни волосатых криби.
Слезы Нерис высохли, пунцовый рот приоткрылся.
– Что такое «рыцарь»?
– Благородный воин, поклоняющийся женской красоте, – с улыбкой пояснил Дарт.
– Ты находишь меня красивой?
– Несомненно, моя госпожа. Я думаю, ты самая прекрасная из шир Трехградья – по обе стороны этой реки. Да что там – реки! По ту и по эту сторону Диска!