Солдат удачи
Шрифт:
Он любовался походкой и стройными бедрами Нерис, и сейчас ему не хотелось думать о том, что у него на плече сидит вампир, что эта женщина, шира из Трехградья, повадками напоминает ведьму и что он скорее всего тащит мешок с принадлежностями ее ремесла.
Глава 3
Для жилья Дарт выбрал крайнюю из всех необитаемых пещер. Она была невелика, зато находилась подальше от криби, и рядом рос плодоносящий кустарник с гроздьями крупных ягод, похожих на виноград. Мысль о винограде время от времени всплывала в сознании Дарта; ему вспоминалось, что из таких сизо-синих гроздей делают веселящий напиток, который он пробовал в минувшей жизни. Он даже ощущал его вкус –
Сбросив мокрую тунику, Нерис рухнула на пол и вытянулась с блаженным стоном. В сгустившемся полумраке кожа ее приобрела оттенок старой бронзы, испещренной узкими полосками; они темнели всюду – на руках и бедрах, на животе и плечах, перемежаясь с кровоподтеками и царапинами. «Следы кнута, – сочувственно подумал Дарт, расстегивая пояс. – Ее били, и били жестоко. Почему?»
Пол пещеры зарос мягким, но упругим мхом, в котором нога не оставляла следов. В дальнем углу лежал скафандр – темный, мертвый, лишенный энергии. Но он был небесполезен, ибо автономные устройства из спаскомплекта, такие, как визор и целитель-прилипала, все еще работали. Опустив рядом мешок, Дарт посадил на него пушистого зверька – уже сонного, дремлющего – и сдвинул нагрудную пластину скафандра. Тут, в специальных ячейках, хранились прилипала, универсальный исцеляющий прибор, и небольшой контейнер с пищевыми шариками. Он выщелкнул желтую крупинку на ладонь, подцепил двумя пальцами и поднес к губам Нерис:
– Вот, съешь.
Женщина скосила глаза на скафандр, пробормотала что-то непонятное, о маргарах и их таинственном снаряжении, потом уставилась на крупинку.
– Что это, Дважды Рожденный?
– Пища. Или ты тоже сосешь кровь, как твой Брокат?
Она усмехнулась и слизнула шарик розовым язычком.
– Сосу, но не из всякого мужчины. Ширы, знаешь ли, имеют возможность выбирать…
Дарт не ответил ни слова, лишь заломил бровь. «Многообещающее начало!..» – подумалось ему. Вернув контейнер на место, он вытащил восьмиконечную звездочку целителя, активировал его и попытался пристроить на шее женщины.
– А это что? – она слабо отмахнулась.
– Это… – Он на мгновение задумался, ибо в фунги не было понятий, обозначающих прибор. – Эта вещь тебе поможет. Вылечит раны, сделает здоровой.
Нерис оттолкнула его руку, пробормотала:
– Мертвая вещь, ненужная… я исцелюсь сама… я – шира… Скажи-ка лучше, воин, на этом острове растет врачующий цветок? Или дерево туи?
– Может быть. Какие они собой?
– Раз спрашиваешь, значит, не растут… – Голос Нерис делался все тише и тише, она засыпала. – Если бы ты видел цветок, то не забыл бы… он… он такой… алый, прекрасный… большой, как…
Шепот прервался.
Дарт снял оружейный пояс, стянул с себя башмаки и комбинезон, осмотрел плечо, подивился – края ранки уже сошлись – и лег на спину. Мох мягко пружинил под ним, щекотал кожу длинными тонкими щупальцами, облака плыли в вышине, скрывая солнце, сумрак сгущался, тело становилость тяжелей, веки смыкались. За узкой неровной щелью входа серой завесой падал дождь, разрисовывал небо косыми струйками, напевал, шелестел, убаюкивал. Как дарующий сон прибор в воздушном дворце Джаннаха…
Джаннах`одривелис»ахарана`балар… Полное имя Джаннаха было почти таким же длинным, как у недавней пленницы чешуйчатых тиан, и определяло как его индивидуальность, так и статус в анхабском обществе и принадлежность к Ищущим. Верхний штрих означал придыхание, а два штриха – мелодичный свист; к тому же кое-какие гласные растягивались, так что звучание не соответствовало написанию, напоминая скорее музыкальную фразу. Дарт, обладавший превосходным слухом, произносил имя и титул Джаннаха без всякого напряжения.
Место, в котором они встречались, нельзя было назвать
Это огромное помещение – или, вернее, жилое пространство под серебристым зонтом энергетического накопителя – всегда смущало Дарта своей необычностью. С мыслью о том, что вся конструкция подвешена на расстоянии лье от твердой почвы, он кое-как смирился; он не страдал боязнью высоты, и путешествия в замках и воздушных лодках-трокарах не повергали его в шок – даже в первые дни воскрешения, когда Анхаб мнился ему райской обителью. Эти полеты стали в конце концов делом понятным и привычным; он сам немало постранствовал среди звезд, летал над поверхностью многих планет, но всюду и всегда – окруженный непроницаемой оболочкой Марианны. Корабль и жилище являлись для него синонимом защиты, связанной с прочностью, надежностью, постоянством, и потому он не мог примириться с домами анхабов. В них не было ничего неизменного: стены, предметы обстановки и даже растения могли вдруг исчезнуть и появиться вновь, но уже в ином, преображенном виде. Вероятно, это странное бытие отражало сущность его повелителей, способных к телесным метаморфозам и временами менявших облик до неузнаваемости.
Джаннах был одним из немногих приятных исключений. Возможно, в других местах и в иных обстоятельствах его обличья изменялись, но Дарт, встречаясь с ним, видел изо дня в день одно и то же – мужчину лет сорока с худощавым лицом, удлиненным остроконечной бородкой, над которой закручивались усы, с широким выпуклым лбом и пронзительным взглядом темных глаз. Его одеяние тоже не отличалось разнообразием: неизменный красный камзол, такого же цвета штаны и чулки, туфли с серебряными пряжками, тонкие кружева вокруг запястий и шеи, шляпа с широкими полями. Дарт твердо знал, что человек с таким лицом, в такой одежде считался когда-то властелином – может быть, не всей Земли, однако над ним, над Дартом, власть его была безмерной. Лишь это помнилось ему из прошлой жизни, а в остальном зияла пустота. Он не сумел бы сказать, был ли этот человек другом ему или врагом, отцом, покровителем, старшим товарищем или ненавистником, желавшим зла.
Как бы то ни было, Джаннах избрал для себя удобное обличье! Трудно спорить с таким человеком. Однако приходилось.
– Земля, – произнес Дарт, поигрывая цепью, свисавшей поверх коричневого колета. – Вы обещали вернуть меня на Землю, сир. А обещания нужно выполнять. Так полагается меж благородными людьми.
– Я дал повод усомниться в моем благородстве и честности? – Брови Джаннаха взлетели вверх.
– Нет, сир. Вы лишь не уточнили срок моей службы. Я улетаю, и я возвращаюсь, вновь улетаю и вновь возвращаюсь… Так длится не первое десятилетие. И что я должен думать? Что служба моя продлится до скончания веков? Но если так, то что означает ваше обещание? Обман?