Солдат великой войны
Шрифт:
Костры разожгли быстро, дрова весело потрескивали, оранжевые искры взлетали к звездному небу. Тысяча улан ела хлеб и пила кофе у десятков костров. Почти все молчали, думая о своих семьях. Ранним утром такие воспоминания особенно греют душу. Тишина и покой навевали мысли о том, что война закончилась, они одержали победу и скоро разъедутся по домам.
Когда затеплилась заря, место стоянки осталось далеко позади, о ярко горящих кострах напоминали островки чуть теплой золы. Колонна из тысячи человек и почти двух тысяч лошадей, фургонов и установленных на повозках пулеметов медленно продвигалась на север к Бреннеро, не уходя далеко от реки. Теперь черная вода бежала так быстро, что под звездным светом казалась голубой, а то и белой – там, где кипела над камнями. Пробираясь
Они продвигались на север по засыпанной снегом дороге, потому что какой-то генерал, внимательно изучавший карту в Риме, обратил внимание на длинные, узкие долины, протянувшиеся с юга на север, и решил, что для победы необходимо использовть кавалерию. Конечно, в горах возможность маневра сводилась к минимуму, но небольшая кавалерийская часть с пиками наперевес могла нащупать брешь в обороне противника, прорвать ее и отбросить австрийцев к следующему далекому укрепленному району.
Кавалеристы в горах чувствовали себя не в своей тарелке, а их офицеры плохо знали местность. Лошади привыкли к густому сладкому воздуху ферм, расположенных на уровне моря, их пугали и нервировали яркий свет, разреженность атмосферы, громкое эхо. Они не обрали внимания на отвесные стены и высокие горные пики, но становились ужасно пугливыми на серпантине с резкими поворотами.
Около десяти утра уланы добрались до плато, на котором располагалась деревня Грюнзе. Первые ряды колонны остановились у развилки. Правая дорога вела сначала вниз, а потом снова вверх, левая тянулась через Грюнзе к более высоким плато, куда и направлялись уланы. Они находились на марше уже шесть часов, и меньше всего им хотелось спускаться, чтобы потом опять подниматься, поэтому выбор пал на левую дорогу.
Часть альпийских стрелков, к которой приписали Алессандро, воевала далеко на севере, у отвесных склонов Чима-Бьянки. Пытаясь отбить высоты этого горного массива у австрийцев, альпийские стрелки нести тяжелые потери, и им требовались люди, чтобы стрелять из пулеметов, нести караульную службу, валить лес, оборонять изолированные аванпосты.
Любой автомобиль казался огромным в сравнении с крохотной кабиной водителя и грузовым отсеком грузовика, который прислали за Алессандро, и Алессандро не удержался от вопроса, почему так. Ему объяснили, что грузовик предназначен для перевозки артиллерийских орудий по горным дорогам, так что большой кузов ему ни к чему. А он, Алессандро, поедет на подножке.
Он поглядел на ребристые диски, бросил вещмешок в грузовой отсек и, пока мотор работал на холостых оборотах, пошел попрощаться с Ариан. Хотел сказать, что любит ее, и уехать, словно они могли встретиться на следующий день. Он знал, что ему делать, и собирался вернуться живым.
Легкой походкой двинулся через луг к Грюнзе. Солнце прибавляло яркости, поднимаясь все выше, приближалось лето. Когда-нибудь он может превратиться в старика, сидящего у фонтана в Риме, постукивающего палочкой по бордюру, отгоняя мух, прикрывающего глаза ладонью и ожидающего осени, когда жгут поля и легкий ветерок несет через Тибр запах гари, заполняющий округу.
В сотне метров от лазарета, где в это утро работала Ариан, Алессандро заметил колонну улан, входящую в деревню. Колонна уже миновала первые дома, когда из одного выбежали два врача, размахивая руками, как бы говоря: «Поворачивайте, прохода нет». Грюнзе являлась медицинской территорией, где появление военных подразделений не допускалось.
Спор между ними и полковником, который возглавлял колонну, не затянулся. Он не мог развернуться на узкой дороге и
Медсестры, санитары и пациенты стояли у окон, наблюдая за этой массой людей, лошадей, фургонов, все металлическое блестело на солнце. Алессандро увидел Ариан, выглядывающую из окна второго этажа, ее волосы блестели в солнечных лучах.
С высоты Грюнзе казалась точкой на склоне гигантского заснеженного холма. За ней, далеко на севере, стеной поднималась Чима-Бьянка, розовая у основания и белоснежная на вершине. За долиной Адидже и к западу в сторону Швейцарии высились другие горы, их ледники отражали солнечные лучи и отбрасывали гигантские тени. Самолеты подлетали к Грюнзе с юга, направляемые сюда расположением гор и движением солнца.
Приблизившись, пилоты увидели черную полосу, которая протянулась через деревню с севера на юг. Сперва она напоминала петлю для пуговицы с пуговицей посередине. Потом стала напоминать хлыст погонщика мулов, брошенный на снег. И наконец, когда пилоты подлетели достаточно близко, чтобы разглядеть, что полоса не цельная, а состоит из множества движущихся частей, они поняли, что наткнулись на заветную цель.
Когда они натянули перчатки и закрепили привязные ремни, выражение лиц изменилось. Командир подал сигнал выстроиться друг за другом и сбросить бомбы вдоль всей вражеской колонны. Бомбы они собирались бросать на бреющем полете, проходя над колонной сначала в одну, а потом в другую сторону. На обратном пути солнце светило бы им в глаза, но дорога, проложенная между домами и лугами, просматривалась четко, колонна была зажата в узком пространстве, так что прицелиться было несложно. Командир эскадрильи первым повел самолет на снижение. Остальные, зная маневр, незамедлительно последовали за ним. Каждый пилот легонько прикоснулся к рычагу бомбометателя, чтобы убедиться, что в нужный момент рука найдет его сама. Так водители прикасаются к ручке переключения скоростей, когда предстоит сложный маневр. И правда, при бомбардировке от пилота требуется виртуозное мастерство. Ошибка при сбросе бомбы приводит к тому, что взрывная волна может сбить вниз сам самолет, так что бомбы следует сбрасывать одновременно с обоих крыльев, ибо нарушение баланса на низкой скорости и высоте накреняет самолет, и он может врезаться в землю.
Первым заметил самолеты молодой офицер, который развернул лошадь и собирался скакать в хвост колонны. Он устремил взгляд к окнам верхнего этажа, где надеялся увидеть лицо красавицы, чтобы вызвать его в памяти перед битвой. Но вместо этого увидел черные точки, которые четким строем приближаются к колонне. На миг остолбенел. Натянул поводья, останавливая уже было взявшую в галоп лошадь. Та недовольно всхрапнула и начала пятиться боком. Офицер прищурился. Сомнений не осталось, и он закричал.
Полковник обернулся. Увидеть самолеты прямо против солнца сумел не сразу, поэтому услышал их раньше, чем увидел. Издалека их стрекот напоминал каких-то насекомых. Сперва он слышал каждого в отдельности, но с приближением все слилось в нарастающий рев.
На дороге колонна оказалась в ловушке, никто не мог найти укрытия. Поэтому полковник приказал своим людям спешиться и стрелять. «Пулеметчики! Пулеметчики!» – крикнул он, но слишком поздно.
Приказ пролетел по колонне с немыслимой скоростью. Прежде чем самолеты оказались над головой, большинство улан уже спешилось, а некоторые успели вскинуть винтовки и передергивали затворы. Лошади запаниковали, бросались из стороны в сторону, вперед и назад, вставали на дыбы, ломали дышла фургонов, ударяли в стены домов, которые дрожали как при землетрясении. Некоторые стояли смирно и тихонько ржали, словно комментируя происходящее. Другие сверкали зубами и выкатывали красные глаза, пытаясь порвать упряжь и рвануть с дороги. Кое-кто из улан, сброшенных на землю, смеялся, потому что и они сами, и их друзья выглядели ужасно глупо.