Солдатские сказки
Шрифт:
— Жрёт меня козёл заживо, — жаловался Карап. — Как — кар-кар-кар — басурмане великомученика. А всё за то, что в солдатчине никого не покалечил, не убил, верил в чистое да хорошее. Но зыбко — кар-кар — на этом свете! Где твердь земная, там уж болото! Своими руками — кар-кар — выкопали…
— Хватит каркать! — сердились мужики. — Докаркаешься! Дуй в дудку и помалкивай!
Да и правда — дуя в дудку, Карап не кашлял. Как-то легчало.
И
Однажды с тремя другими возвращался со свадьбы. Из Жиличей в Пустые Горшки. Повеселились, и хмель вёл кривыми дорожками.
Вдруг приметили — некто пятый увязался. Вертлявый, козловатый мужичонка.
— А пойдёмте-ка, братья! Тут ещё свадьбочка за углом! Только вас и дожидаются.
— Руки вялы, — засомневались музыканты. — Ноги куролесят. И в ушах музыки не слыхать…
— О! — обрадовался мужичонка. — Руки-ноги-уши! Всё при вас, чего и себе желаю!
И стало заметно, что у него ни рук, ни ног, ни ушей, ни, простите, носа — эдакая брюква на цыпочках. Но повлёк он музыкантов так живо, что опомниться не успели, как увидели большой белый дом. С колоннами и балконами. С большой вазой на крыше, где пританцовывал куст жасмина, и цветы его не сидели на месте, но беспокойно порхали, как бледные мотыльки.
Лакей — с виду фикус в расцвете сил — отворил широкие двери. Музыканты очутились в светлой зале.
Под люстрой, похожей на огромный торт со свечами, сверкал стол, за которым сидело множество народа. На столе был торт, копия люстры, а вокруг него тоже гости, но меньших размеров — то ли мыши, то ли хомяки, — и у каждого своё кресло.
Музыкантов усадили в уголке. Козловато-брюквенный мужичонка приосанился, оказавшись в красном камзоле и курчавой бороде.
— Сию минуту прибудет моя невеста Марго из Парижа! — объявил он. — Но мы начнём, не дожидаясь. Угощайтесь, гости дорогие!
Все, в том числе и музыканты, принялись выпивать и закусывать.
Морская свинка в бескозырке доставила поднос с запечённым кабаном и красное вино в невероятно длинных и кривых бутылках, подобных козлиным рогам.
Карап и рад бы закусить, но мешала дудка — как примёрзла к губе! И тихонько гугукала, будто остерегая. Он огляделся и увидел, что за столом-то сидят всё больше коровы — знакомое стадо в полном составе. Конечно, умытые, причёсанные, приодетые. Кое-кто в румянах, с накладными ресницами и яркой помадой на губах.
«Ну, бодёнушки, сильны! — подумал
— Графиня Марго! — прошелестел лакей-фикус, отворяя двери, — Прямиком из Парижу!
Карап, несколько удивлённый коровами, тут уж совершенно изумился. В зал вошла его родная бабушка Марфуша. Выглядела как никогда — в подвенечном платье, с чёрной косой, уложенной вокруг головы, статная и розовощёкая! Приятно поглядеть!
Одно смущало — бабушке Марфуше уже исполнилось девяносто, когда лет пять назад внезапно померла от свинки. И в Париже сроду не бывала!
Особенно эта брехня неприятно поразила Карапа. Помилуйте, люди добрые, какой Париж? Какая графиня?! Он даже плюнул сгоряча.
И тут же бузиновая дудка сама собой запела — как настоящая флейта.
Такой красоты музыка потекла, что все пустились в пляс.
Коровы, как дурные девки. Мыши с хомяками, фикус с морской свиной. Козёл в красном камзоле с бабушкой Марфушей.
— Вот так свадьбочка! — орал козёл, выкидывая коленца.
Его камзол обернулся сарафаном, а подол сметал гостей да гасил одну за другой свечи.
— Пустой горшок на полном! — рявкнул козёл на ухо Карапу, и всё разом померкло.
Очнулся Карап посреди болота — с дудкой в руке и кабаньим ухом во рту. Голова была так пуста, что позванивала. Приподнявшись, он увидел под собой горшок, полный золота. Между кочек в осоке оно сияло особенно отрадно.
Поодаль на холме стояли кучей самые верные Карапу коровы.
Ну, как поступил бы любой служивый, у которого хоть что-то в голове, хоть самая малость?
— Конечно, бодёнушки! Кабы нет! — ответил Карап, выплюнув ухо, — Золото — по карманам, по мешкам-мешочкам, в шляпу, в сапоги, да в Париж!
Он опрокинул горшок, и монеты, богато позвякивая, ныряли в трясину. Напоследок отсверкивали, как вспугнутая стайка золотых рыбок.
Горестно блея, лишённый человеческой речи, мелькнул стороною козёл в красном сарафане.
— Теперь полный горшок на пустом! — крикнул Карап, усаживаясь поудобнее.
Заиграл на дудке польку «Не годится с козлом водиться», и болото на глазах подсыхало, превращалось в прежний Карапов луг.
Один золотой оставил себе Карап — помянуть бабушку Марфушу. И то зря!
У мужиков пустогоршковцев лопаты да кирки ещё не затупились, острые. Чихать им на козла в сарафане, когда золото рядом, а горшки пустые.