Солдатский долг

Рокоссовский Константин Константинович

Мы давно забыли, что дивизия – это 8 тысяч бойцов. Наши соединения насчитывали 3,5, а то и 2 тысячи человек; редко какая дивизия имела 4 тысячи, и та после одного-двух боев по численности приближалась к остальным.

Между тем у противника численность личного состава пехотной дивизии достигала 10–12 тысяч, а танковой и моторизованной – 12–15 тысяч. Из соединений, понесших большие потери, рядовой и младший командный состав передавался для укомплектования других дивизий, а командование и штабы выводились в тыл на формирование.

Неравное соотношение сил было зимой 1942 года и на сухиничском направлении. Можно представить, какие трудности мы переживали и какая тяжелая ответственность лежала на

командующих армиями. Но не все, к сожалению, считались с этим. Вспоминаю любопытную историю с одним из генералов, представлявших штаб фронта. Перед самым боем за Сухиничи он огульно раскритиковал нас. Потом выехал по заданию командующего в соседнюю 61-ю армию. И там ему тоже все не понравилось. Мероприятия, которые М.М. Попов проводил в войсках, он забраковал и доложил об этом по телефону Г.К. Жукову. Георгий Константинович реагировал немедленно: приказал генералу вступить в командование 61-й армией и показать, на что сам горазд. Как ни пытался тот избежать назначения, ссылаясь, что после его указаний командарм справится со своими задачами, выправит дело, пришлось самому принять армию и ответственность за нее. Не прошло и недели, как немцы продвинулись в полосе его армии на 30 километров. В результате генерал убыл из состава Западного фронта, а Попов опять стал командующим 61-й армией. Год спустя мы с ним встретились незадолго до Курского сражения, он командовал Брянским фронтом. Вспомнили и сухиничское направление, и случай с генералом из штаба фронта, но не злорадствуя, а удивляясь его поведению…

Недалеко от Сухиничей было большое село Попково. Лежало оно на высоте, господствовавшей над местностью. Именно отсюда чаще всего немцы и обстреливали город.

Нужно было обязательно взять Попково. В селе, по нашим сведениям, располагалось до 2 тысяч немцев, имелись там танки и штурмовые орудия; все у врага было подготовлено к круговой обороне.

К этому времени – а уже шел февраль – нам удалось немного пополнить свои соединения освобожденными из фашистского плена людьми. Однажды Лобачев и Романов, начальник политотдела армии, сообщили мне, что в районе Козельска наши войска захватили несколько концлагерей.

– Ищем пополнение, а оно рядом, – сказал Алексей Андреевич.

Это была верная мысль. Послали в Козельск группу офицеров штаба, политработников и врачей. Отобрали пригодных по здоровью. Эти люди столько испытали за время оккупации, что готовы были идти на любую опасность, лишь бы отомстить ненавистному врагу.

Командующий фронтом прислал в 16-ю армию еще одну стрелковую дивизию (97-ю) и две танковые бригады. Это было поистине здорово и сильно подбодрило нас.

Обосновавшись на новом направлении, мы знакомились и с районом расположения войск, и с проживавшим здесь населением. Чувствовалось, у жителей крепла уверенность, что кошмар оккупации не повторится. Многие возвращались из эвакуации в родные места, и жизнь заметно налаживалась. Лобачев и политотдел установили связь с секретарем Смоленского обкома партии Д.М. Поповым. Мы с ним познакомились еще под Ярцево. Теперь он являлся одним из руководителей партизанского движения.

Партизаны, нанося удары по врагу, оказывали нам одновременно большую помощь сведениями о состоянии фашистских войск и их тыла. Разведывательный отдел армии работал в тесном контакте с отрядами товарищей Орлова, Бати, Солдатенкова и Орешкина, действовавшими в Брянском, Дятьковском и Жиздринском районах. А мы в свою очередь помогали партизанам оружием, боеприпасами, взрывчаткой; политотдел давал им материалы для работы среди населения.

С помощью 16-й армии партизанский штаб переправлял через линию фронта подкрепление партизанам. В частности, в феврале в тыл врага ушел большой отряд лыжников, состоявший из коммунистов и комсомольцев. Через боевые порядки

наших войск был переправлен крепкий отряд под командованием А.П. Шестакова. Он обосновался в районе железной дороги Брянск – Гомель, продолжительное время терроризировал немцев на этом участке и сообщал нам ценные сведения.

Не забывали 16-ю армию и трудящиеся Москвы, да, пожалуй, и всей страны. Делегации рабочих и колхозников приезжали и из столицы, и из Средней Азии, и даже из далекого, но памятного мне по службе в двадцатых годах Забайкалья. Незадолго до борьбы за Попково прибыли делегаты Ленинградского района столицы. Они, конечно, сразу отправились в свою родную 11-ю гвардейскую дивизию, присутствовали там на торжественном вручении гвардейского Знамени. Когда генерал Чернышев, преклонив колено, поцеловал алое полотнище, многие вспомнили, что полгода назад ополченцы Ленинградского района составили основу этого, теперь прославленного, соединения.

* * *

Запланированное наступление на крупный опорный пункт противника Попково началось в конце февраля. Главный удар наносила 146-я танковая бригада, имевшая несколько десятков танков Т-34 и КВ. Соседние дивизии получили задачу блокировать противника, укрепившегося в ближайших деревнях.

Наступление было хорошо подготовлено. Все передвижения войск совершались ночью в целях маскировки.

Бой начался с артиллерийской подготовки. По проходам, сделанным ночью в глубоком снегу, двинулись танки с десантом, и тут же следом – пехота, сопровождаемая артиллерийским огнем. Орудия, поставленные затемно на прямую наводку, хорошо помогали уничтожать в ходе боя огневые точки и танки немцев.

Противник оказал упорное сопротивление, но во второй половине дня Попково было взято. Некоторое время еще шла борьба на горе у каменной церкви и на кладбище; наконец и здесь все было кончено.

Свыше семисот гитлеровцев осталось на поле боя, а также много вооружения и разной техники. А главное – противник потерял ключевой пункт своей обороны.

Наши части закрепились в Попково. На очереди были Маклаки – село, расположенное в 15 километрах юго-западнее. Если овладеть еще и этим опорным пунктом – так мы рассчитывали в своем штабе, – то почти вся оборона немцев на жиздринском направлении будет взломана. Остается только очистить деревню Брынь и разбросанные по широкой безлесной равнине мелкие деревушки, чтобы противнику пришлось отойти за Жиздру.

Положение войск 16-й армии на сухиничском направлении улучшилось. Да и нашему штабу стало полегче, поскольку немцы с их пушками теперь были отброшены от Сухиничей.

Все шло хорошо. Была твердая уверенность, что в Маклаках немцам сидеть уже недолго. 8 марта я побывал с группой товарищей в частях, которым предстояло штурмовать этот последний крупный опорный пункт. А затем на аэросанях вернулся на КП.

Кстати, об этих аэросанях стоит кое-что рассказать.

Куда ни глянь – все в снегах. Проезжих дорог мало, да и тут сугроб на сугробе. У нас же было правилом поддерживать личную связь с войсками армии, хотя они и растянулись на большом пространстве.

По нашей просьбе В.Д. Соколовский прислал аэросанную роту. Располагалась она при штабе тыла армии. Каждые аэросани были вооружены легким пулеметом.

Очень крепкая помощь, и не только для живой связи, как обнаружилось.

Во второй половине февраля немецкий лыжный отряд – до двухсот с лишним солдат – ночью проник к нам в тыл и пересек дорогу, питавшую правое крыло армии всем необходимым. Создалось на время критическое положение.

Главный наш связист полковник П.Я. Максименко был как раз тогда в аэросанной роте. По его инициативе ее и использовали для удара по врагу.