Солдатский подвиг. 1918-1968(Рассказы о Советской армии)
Шрифт:
Старшина Звягин заметил подозрительный блеск на локтях и коленях рядового Щукина, подозвал его и поинтересовался, где это он успел вымазаться.
Ничего путного Василий ответить, конечно, не смог.
Если бы старшина понял, что побудило Щукина вымазаться, он, может быть, и смягчился бы. Но старшина просто отчитал Василия, да так, что того прошиб холодный пот, а в заключение обещал строго взыскать, если еще раз уличит в неряшливости.
Надо сказать, что Вася Щукин любил прихвастнуть и нос У него задирался быстро. Когда в отделении производили боевой расчет, Карамышева назначили наводчиком
— Не завидую я тебе, — сказал Карамышеву рядовой Зимин, — попробуй потаскаться по этим горищам с пулеметом. Это же не карабин.
Зимин говорил так потому, что все-таки завидовал. Пулемет был интересной машиной, не в пример карабину, простота которого прямо-таки удручала Зимина: он пришел в армию из колхоза и ко всяким машинам и механизмам испытывал неодолимое влечение.
Карамышев ничего не ответил Зимину, только пожал плечами. Зато Щукин сейчас же бросился в спор.
— А вот и завидуешь, — сказал он, — сам хотел пулемет получить, да не дали. Пулемет дают самым лучшим солдатам.
Щукин не сказал «солдату», он употребил множественное число, и Зимин понял его именно так, как Васе хотелось.
— Это ты лучший? — спросил он, посмотрев на Щукина сверху вниз.
— А хотя бы и я… Мы с Карамышевым.
Зимин рассмеялся. Вася стал петушиться.
— Ну чего смеешься, чего? — наседал он на Зимина.
Карамышев успокоил его:
— Оставь, Вася, человеку весело — он и смеется. Никто же не сказал, что ты плохой солдат, а самому хвалиться не надо.
Относились к Щукину в отделении по-разному. Зимин и Снытко, например, поддразнивали его и не упускали случая уличить в хвастовстве. Карамышев ему покровительствовал и если подтрунивал над Васей, то делал это добродушно, по-дружески. А вообще-то Щукин прослыл в роте человеком легкомысленным, для серьезного дела не очень пригодным. Все знали: Вася парень не вредный. Но если кто спрашивал: «Откуда ты это знаешь?» и ему отвечали: «Щукин говорил», то спрашивающий махал рукой в том смысле, что, мол, слово Щукина стоит недорого. Такое отношение к Васе держалось среди солдат довольно долго…
В полку два раза в год — летом и зимой — проводились состязания по стрельбе. «Дуэлька» — так сокращенно и ласкательно называли состязание — проводилась вот как. От каждой роты получало право на участие в состязании отделение, которое имело лучшие показатели по огневой подготовке и не отставало во всем остальном. Состязание устраивалось в один из воскресных дней, обставлялось празднично.
Победители уносили в свою роту переходящий приз — кубок, увенчанный фигурой солдата.
Отделение сержанта Терехова выходило по огневой подготовке на первое место в роте, и вопрос о его участии в летних состязаниях был почти решен. Солдаты, отлично понимая, что приз так просто не выиграешь, тренировались весьма старательно: после занятий они почти каждый день часа полтора под руководством сержанта, а если он был занят, то самостоятельно отрабатывали выдвижение на огневой рубеж, заряжание, прицеливание и другие приемы. Разделялись попарно, тренировали друг друга. Бекмурадов занимался с Зиминым, Небейворота — со Снытко, Карамышев — с Щукиным.
Занимались все увлеченно, забывая иногда о времени. Вот бежит по полю с карабином
— Еще раз, — посылает его Карамышев назад.
— А что, плохо получается? — подозрительно спрашивает Вася.
— Не плохо, но надо получше.
Лицо Щукина проясняется:
— Лучше — это я могу. Сейчас будет совсем хорошо, — и бежит в укрытие.
В это мгновение по команде Зимина камнем падает на землю Бекмурадов. Падая, он неуловимыми движениями перекидывает карабин в левую руку, а правой рвет из подсумка обойму с патронами и, быстро открыв затвор, вгоняет в магазин все пять патронов.
У Бекмурадова цепкие жилистые руки, резкие движения. Когда он работает с оружием, преображается — обычно мешковатая, костлявая фигура его делается гибкой, как стальной прут.
Зимин в быстроте заряжания заметно уступает Бекмурадову. Падает он осторожно, боясь удариться о землю грузным телом, обойму достает медленно. Все движения его какие-то рыхлые, с ленцой.
— Не так, — резко говорит Зимину Бекмурадов, суживая глаза, — совсем не так. — И он показывает, как нужно изготовляться к стрельбе.
Самая спокойная пара — Лева Небейворота и Степан Снытко. Степан лежит и не спеша целится, а Лева держит указку на длинной проволочной ручке. Указка имеет в центре отверстие и накладывается на щит с листом белой бумаги.
— Есть, ставь, — говорит Снытко.
И Лева ставит сквозь отверстие последнюю точку.
— Хорошо у тебя получается, — говорит Лева, — все точки рядом, почти одна в одну. А у меня что-то не ладится с единообразием прицеливания.
Они меняются местами. Теперь Лева командует, а Снытко передвигает указку:
— Ставь…
Говорят, что, когда ждешь чего-нибудь с нетерпением, время тянется особенно медленно. Это не всегда верно. В отделении Терехова очень ждали дня состязаний, а время для солдат летело все равно быстро, и вот уже пришел этот день.
В воскресенье с утра все были в таком приподнятом настроении, что за завтраком ни у кого, кроме Степана Снытко, не было аппетита. А у Снытко, конечно, был, потому что покушать он любил сильно и аппетит не изменял ему ни в каких случаях жизни.
— Ну как, не подкачаем? — спросил Карамышев у товарищей.
— Будь покоен, Паша, — приподнимаясь на цыпочки и разворачивая плечи, сказал Щукин, — мы им покажем!
— Раньше времени не хвались, — вмешался Зимин. — Что ты им покажешь?
— А ты не сей панику! — ощетинился Щукин.
— Не будем спорить, — сказал Лева. — Хвастать рано еще, но и веру в свои силы терять не надо.
— Правильно, — подойдя, заключил сержант Терехов. — Ну как, все готово?
Все было готово, и отделение отправилось на стрельбище.
Идти предстояло немного: надо было пересечь дорогу, перебраться через узкий канал с проточной горной водой.
Стрельбище с одной стороны ограничивает мелкая речушка, другой оно упирается в гору, которая на картах называется «Высота 628», а в просторечье «Баранья голова».