Солдаты армии Трэш
Шрифт:
– Пройдитесь по улицам Петербурга. Пройдитесь... Замечали ли вы где-нибудь жилые первые этажи? Нет, все сдано в аренду! Вы думаете, эти помещения арендуют наши горожане? Нет, их занимают черножопые. Не имеет смысла говорить о национализме, если его нет и в помине. Да, есть некоторые оголтелые банды, травящие себя идеологической чумой! Но всем остальным заправляют деньги. Деньги вылепляют из детей «способных к жизни мужчин и женщин». Но это лишь на первый взгляд. Даже при поверхностном взгляде видно – деньги делают человека рабом. Рабом страхов. Рабом механизма, называющегося Системой. Система поглощает и уже не отпускает тебя до самой смерти. Выход?.. Вы ищете выход из этого дерьма? На самом деле выхода нет, и оправданий прожитой впустую жизни можно придумать достаточно, даже для того, чтобы
Вождь перевел на стену тяжелый взгляд. Глубоко вобрал воздух в легкие.
– Я ненавижу себя! Я вижу, но не дальше своего носа. Я смотрю, но не смею вмешаться. Рынок захватывают корпорации, мировые бренды, ебаные кампании франчайзинговой сети, конгломераты... Малый бизнес поглощается чиновничеством. Дерьмо льется на нас и сверху, и снизу. Государство никого не защищает, все отдано на самотек. Социальная политика на нуле. А если президент хочет построить империю, то неужели он не знает, с чего она начинается? Неужели ему никто не подскажет, что империя начинается с низов, с простого народа, который он собственноручно приговорил к голодной смерти. Мы обязаны будем заплатить за дешевую рабочую силу. Думаете, вы сможете через несколько лет спокойно пройтись по улицам где-нибудь в районе проспекта Просвещения? Я почти уже вижу, как по улицам Питера через пару десятилетий будут ходить одни нигеры или таджики. А Васильевский переименуют в «Чайна Таун»! Вы не верите мне? Вглядитесь в лица прохожих. И проснитесь от летаргического сна! Наступает новое время – эпоха гребаной глобализации. Эпоха, которая устанавливает свои правила. И если ты им не следуешь, тогда пошел на хуй из Игры! Памперсы продавщицам супермаркетов – чтобы зазря не вставали с рабочего места и ссались, словно маленькие дети, под себя! К этому мы стремимся, этого ли мы хотим? Хотим ли мы рационализировать все по максимуму?.. И национализм здесь ни при чем, всем владеют деньги. В первую очередь умами. Мы больше не следуем первоначальному предназначению! Душа стала не чем иным, как промокашкой – во что обмакнут, то и впитывает... Я ненавижу себя за слабость и страх. Вы спрашиваете – где выход? Смириться с этим и жить! Перестать бороться...
– Это не для нас! – резко оборвал Тесак Вождя. – Вы накурились и толкаете всякую хуйню. Но этому не бывать!
В воздухе повисли натянутые, как струна, слова Тесака. Я не собирался вмешиваться, я сидел и изучал какое-то новое чувство, возникшее во мне вместе со словами Вождя. Раздался тяжелый с хрипотцой смех – смех, который словно говорит тебе: «Ты ничто, и ничего-то ты не знаешь! Сиди и помалкивай!» Я наблюдал, как Тесак пробует поиграть желваками, но Вождь не придал этому должного внимания.
– Так ты думаешь, что умнее сорока четырех миллионов людишек в нашей стране? Ты думаешь, что ты избран из этих двадцати пяти процентов, живущих в нищете, чтобы воспротивиться Системе?! Пойти против нее? Ты даже не представляешь, что ожидает таких, как ты! В лучшем случае тихая жизнь этих процентов. В другом – уход в небытие. Ex nihilo nihil fit. [7]
Все смолкло. Вождь еще раз вобрал в себя опиумного дыма и тут же выпустил его через ноздри. На этом страшном лице расплылась блаженная улыбка.
7
Из ничего ничто не происходит (лат.)
– А насчет наркоты ты не переживай! У вас, конечно, другое отношение к дьявольскому изобретению. Вы же поколение ТРЭШ! Все очень легко объясняется – человек, регулярно закидывающийся, затмевает свой разум. А вам он еще понадобится! Чтобы действовать против Системы. Становясь торчками, вы обрекаете свои души на служение дьяволу. Но вы никому не собираетесь служить!
И тут Вождь скинул свой полушубок и одним точным захватом придвинул лицо Тесака к своему. Он говорил сдавленно, словно змея:
– Послушай меня, мальчик! Я видел много того, о
Вождь отпустил шею Тесака и устало откинулся на печь. Длиннющие дрэды скрыли его лицо.
В этот момент вошла Катя. Мне на секунду показалось, что пуховик стал гораздо свободнее облегать ее тело.
– Ну, мальчики, хорошо ли вы себя вели? – с этими словами она поцеловала Вождя и, взяв за руку Тесака, потащила нас всех к выходу.
31.01.03, снаружи
Морозный воздух ударил в ноздри, и весь дурманящий запах выветрился из головы. Но осталось лишь одно чувство, и, кажется, я в силах его определить. Это чувство укора. Укора со стороны Вождя и его паствы. Укора за бездеятельность. За слабость и уныние. За малодушие. За все, что делает нас такими, а их – другими. Я чувствовал, что не сумел использовать по назначению данный Господом шанс. Я – прожигатель жизни. Я потратил слишком много времени и сил впустую... Но одновременно с укором пришла уверенность, что еще не все потеряно. «Действуй!» – говорил внутренний голос. И напряженность последних месяцев вылилась в прямой поток мысли. Теперь я знаю, что надо делать. И это одновременно и ужасает, и притягивает.
ПАДЕНИЕ
17.02.03, понедельник, деревня Николаевская, 8 утра
Сказать и сделать, две большущие разницы. Это на сто пудов! Но отступать я не привык (не знаю, как вы) и иду до конца. Иначе нельзя. Иначе просто ничего не получится!
На часах восемь.
Мы, то есть я, Тесак и дрожащий, как осиновый лист, Прыщ, стояли на обочине деревенской улицы. У меня за спиной сумка «Adibas». Я решил проверить, как уложилась вся необходимая информация в башках моих друганов.
– Итак, я стучусь, мне открывают...
– Я врываюсь внутрь и пытаюсь обезвредить максимальное число народу, – продолжал Тесак мой план.
– Я заскакиваю следом, и мы вместе вяжем всех в доме...
Наступило молчание. Дерьмовое молчание! Говорить должен Прыщ. По лицу видно, как он тужится вспомнить хоть что-то из оговоренного заранее плана, но его тупая башка сплошь забита дерьмовым страхом. Никто не спорит – и я боюсь! Но надо же думать и о деле:
– Прыщ! Слей с башки говно, а иначе это сделаю я! Где ты должен находиться?!
– Эта... ну... за воротами...
– Что ты должен делать?
– Стоять... на стреме.... с рацией, – выдавил он и облегченно выдохнул.
– Отлично! Просто заебись! Пошли! – скомандовал я, и мы гуськом в темноте выдвинулись на позицию.
Сначала, миновав гребаный перекресток, я двинул неспешно по асфальту в сторону решетчатого двухметрового забора. Мы шли по обочине. Я старался не обращать внимание на обгоняющие нас «лексусы», «мерсюки» и тому подобную сволочную массу. Мне сейчас все похуй – сердце бешено колотится о ребра грудной клетки, я сглатываю громадный комок, застрявший в горле. Еще пару шагов и...