Солдаты мира
Шрифт:
— Что, папаша, помочь?
— Да не откажусь. — И начал объяснять с виноватой улыбкой: — Хлеб в соседний район везу — пекарня у них там на ремонте — и решил дочку попрактиковать. Она у меня учетчицей на хлебозаводе, иногда вместе ездим. Ну и крутанула руль.
— Несерьезная практика, — строго заметил Ермаков.
— Да нет, она три месяца, как сдала на любителя. А тут после города расслабилась. Месяц теперь руля не доверю, и зачеты буду еженедельно принимать. — Он улыбнулся доброй серьезной улыбкой. — Дело знаем, товарищ… — Шофер вопросительно
У Стрекалина одну защелку заело, он чертыхался, выгибая трос во все стороны своими ручищами. Дверца кабины скрипнула, и веселый девчоночий голос заставил танкистов глянуть в одну сторону.
— Вася? Ты?!
На подножке фургона стояла девушка в чистеньком, ладно сшитом комбинезоне…
— Здравствуйте, — неуверенно ответил Стрекалин, и даже сквозь слой пыли стал заметен румянец на его щеках. Он быстро глянул на лейтенанта и в смущении так сильно дернул трос, что поломал защелку, вызвав сердитый окрик подошедшего Петриченко.
— Э-эй! Поосторожней лапами-то! Это тебе танк, а не бессловесная тварь. Мне перед Зайцевым за него отвечать.
Не обращая на Петриченко внимания, Стрекалин поспешно отрапортовал:
— Готово, товарищ лейтенант! Дернем, что ли, а то сзади подходят?
Сквозь редеющую завесу пыли вместе с низким волновым гулом катились слоновьи туши танков.
— Иди к ней, — негромко распорядился Ермаков, заметив, что девушка спрыгнула с подножки.
Танк двинулся и, словно игрушку, выволок грузовик на дорогу. С помощью шофера лейтенант отцепил трос от грузовика и сам закрепил его на танке, краем глаза следя за девчонкой и Стрекалиным — они, кажется, и словом не перемолвились, стояли посреди дороги и смотрели друг на друга…
Ермаков обернулся к шоферу, пытавшемуся помочь с тросом.
— Не давайте ей больше руля. Ни через месяц, ни через год — никогда не давайте… Сейчас обойдите мой танк и двигайтесь впереди. Иначе вам долго ждать. Не лезьте в пыль, ни в коем случае не лезьте. Слышите? А тыл ваш я беру на себя.
— Есть, товарищ лейтенант! — ответил шофер весело. — Да я ведь и сам бывший танкист, к тому же ремонтник, дело знаем!
— Стрекалин, пора! — окликнул Ермаков, когда шофер ужо садился в кабину.
Девчонка сделала несколько торопливых шагов к Ермакову, звонко крикнула сквозь нарастающий танковый гул:
— А я знаю вас! Мне Вася рассказывал. Вы хороший, спасибо вам!..
Минут через пять Ермаков насмешливо, с укоризной сказал Стрекалину по переговорному устройству:
— Ах, Василий Степаныч, скучно это — в коротком увольнении знакомым девушкам о своем командире рассказывать. Уж вы-то, я думал, умеете находить темы для сердечных разговоров.
— Ничего я ей особенного не говорил, — смущенно пробурчал Стрекалин.
— Уплыл кораблик бе-елый, — пропел Петриченко. — Слушай, Вася, у нее сестренки случайно нет, а? Хоть постарше, хоть помоложе — лишь бы похожая была.
Стрекалин что-то заворчал в ответ. Ермаков переключился
Хлебовоз свернул на проселок, нерешительно затормозил. Ермаков второй раз остановил танк:
— Стрекалин, бегите прощайтесь, но чтоб одна нога там, другая здесь!.. Да с отцом ее хоть познакомьтесь, небось не удосужились.
Он видел, как Стрекалин сказал что-то девчонке, пожал руку ее отцу и бросился назад.
— Они нас зовут в гости, — сообщил Стрекалин, устраиваясь на своем месте. — Особенно вас, товарищ лейтенант. Адрес у меня есть.
— Смотри, Вася, — загудел Петриченко, — уплывет твой кораблик аж за самый за горизонт: по нашему товарищу лейтенанту кое-кто уже сохнет в энском гарнизоне…
«И этот что-то знает», — беззлобно подумал Ермаков, напряженно глядя вперед. С гор подул боковой ветер, дорога сразу открылась. Петриченко резко увеличил скорость, догоняя впереди идущий танк. И показалось Ермакову: сквозь потоки солнца и синь неба, над облаками пыли, над танковым громом и колыханием садов шла к нему девушка… Полина?.. Что ж, он сдержал свое слово и возвращается с победой. Пусть другая победа, и одержана она без ее талисмана, для Ермакова эта важнее… Но… как наваждение, снова там, над облаками пыли, над танковым громом и колыханием садов, — другое лицо, другая улыбка…
Потом траки машин гремели по знакомым дорогам полигона, и далеко впереди головные роты останавливались, строясь в широкий прямоугольник. Там и объявили отбой. А когда это слово, подобно облегченному вздоху, пронеслось по всем экипажам, лейтенанта Ермакова вызвал подполковник.
— Надеюсь, вам хватит двух суток — сдать взвод и прибыть в Энск?
— Я на сборы больше не поеду, — ответил Ермаков, удивляясь, чего это посредник занялся спортивными делами. И почему надо сдавать взвод кому-то, когда есть заместитель?
— Какие еще сборы?! Вы назначены командиром танковой роты в часть, которой командую я. Всякие сборы пока откладываются. Командующий уже отдал распоряжение, и, надо полагать, приказ теперь подписан.
Ермаков переводил взгляд то на Ордынцева, то на подполковника.
— Но… меня хоть бы предупредили…
— Вы разве не согласны? Так командующий ясно же сказал. — Подполковник говорил недовольно, досадуя на свою забывчивость: ясно командующий говорил лишь с ним. — Все равно, приказы не обсуждаются. — И улыбнулся так добродушно, что Ермаков невольно ответил улыбкой.