Солдаты невидимых сражений. Рассказы о подвигах чекистов
Шрифт:
— Бываете в концертах? — как бы между прочим спросил Менжинский.
— Музыка доставляет человеку наслаждение, и как не бывать в концертах, — отозвался Роменский. — Слышали бы вы, гражданин комиссар, Кусевицкого…
— И давно вы слушали Кусевицкого? — спросил Менжинский, глядя в бегающие, мутные глаза подследственного.
— В конце лета, в саду «Эрмитаж».
— В другое время и в другом месте я мог бы с вами говорить о музыке, а сейчас расскажите об организации, к которой вы принадлежите!
— Я увлекаюсь музыкой, а не политикой. Никакой организации не знаю.
Сидевший
Предложив Роменскому подписать протокол допроса, Менжинский приказал конвоиру увести арестованного.
«Концерт Кусевицкого. Сад «Эрмитаж», Юлия Павловна, — думал Менжинский. — Да, Юлия Павловна! Тот ли это блондин, которого она видела в «Эрмитаже»?»
Приглашенная через несколько дней на Лубянку Юлия Павловна признала в Роменском того самого блондина, который был в саду «Эрмитаж».
В тот же день Менжинский и Артузов вновь допрашивали Роменского.
— Причин ареста не знаю. По делу Губского ничего не могу показать. Из знакомых женщин есть только Елена Осиповна, с которой познакомился в Петрограде в 1916 году, но с июля месяца потерял ее из виду.
— И знакомство, вероятно, произошло на музыкальной почве? — спросил Менжинский.
— Нет, не совсем так, — улыбаясь, ответил Роменский. — Меня познакомил с ней человек далекий от музыки, Погорельский.
— Да, кстати, о музыке, Роменский. С кем вы были на концерте Кусевицкого в саду «Эрмитаж»?
Улыбка сползла с лица Роменского. Он снова стал замкнутым и сосредоточенным. Отведя в сторону наглый взгляд своих мутноватых глаз, Роменский угрюмо сказал:
— Опять ловите, гражданин Менжинский. Тогда на концерте я был один. Народу в саду было много. Можно сказать, что с каждым встречался. Но я был один и, насколько помню, ни с кем даже не разговаривал.
Последующие допросы не дали ничего нового.
В разоблачении Роменского, как и Миллера, большую роль сыграл Горячий — Кудеяр. Он сообщил, что Роменский написал на волю записку. Ее должен вынести из тюрьмы один освобождаемый, который сумел войти в доверие к Роменскому.
В тот же день записки — их оказалось не одна, а две — были в руках Особого отдела.
В первой записке, адресованной Елене Осиповне, Роменский писал:
«Я оторван от внешнего мира и ничего не знаю, что делается. Я никого до сих пор не выдал, несмотря на пять допросов… Упоминают имя шефа, требуют, чтобы я его назвал. Наказание: расстрел или лагерь. Ходатайство необходимо. Ср., 27 окт. 1919 г.».
Содержание второй записки:
«Б. Харитоньевский пер., 14, кв. 2
Г-же Баранцевой.
…Мои дела скверны, и едва ли мы увидимся. Крестник моего отца комиссар финансов Кустинский. Может быть, Вы сумели бы поговорить с ним о смягчении приговора. Всего хорошего Вам, Ив. П. и Наталочке. 27 окт. 1919 г. СРо».
Через несколько дней В. Р. Менжинский и А. Х. Артузов докладывали Дзержинскому:
— После долгого допроса пришлось прибегнуть к очной ставке, на которой наконец Роменский согласился давать чистосердечные показания на условиях, что ему
Когда Роменскому было сообщено ваше согласие на эти условия, он показал, что шпионские сведения он, Роменский, получал от члена Военно-законодательного совета бывшего генерала Вальковского, а также некоего Абрамова. Миллер на допросе 12 октября также подтвердил, что Абрамов занимался шпионажем.
Абрамов до революции работал помощником начальника железной дороги на Севере, был груб и дерзок о рабочими, даже собственноручно избивал их, и в феврале рабочими был с позором удален с дороги. После Октября работал в Комиссариате путей сообщения и затем Троцким был назначен на ответственный пост.
Когда назвали фамилию Абрамова, молчавший до сих пор Дзержинский не выдержал.
— Можно было поверить, что он избивал рабочих, но предположить, что он станет деникинским шпионом?! Хотя, что тут особенного: кто служил русскому капиталу, тот может служить и английскому. Кто рекомендовал Абрамова в партию?
— Служащий школы маскировки Сучков, — ответил Артузов.
— Одна шайка. Втерся в партию, чтобы легче было нам вредить, — с гневом проговорил Феликс Эдмундович. После небольшой паузы попросил Менжинского продолжать рассказ о допросе Роменского.
— Вместе с Роменским, — докладывал Вячеслав Рудольфович, — в Военно-законодательном совете работал генерал Бабиков. В августе этот Бабиков стал работать помощником управляющего долами Реввоенсовета. Роменский показал, что в августе он сказал Бабикову о возможности выступления, на что Бабиков ответил: «Было бы безумием это делать». Однако это не помешало Бабикову в августе того же года передать Роменскому сведения о Красной Армии, которые были внесены в сводку Щепкина. Собранные шпионские сведения Роменский передавал Тихомирову.
— Что показал Роменский о Тихомирове? — осведомился Дзержинский.
— Восьмого октября…
— Это накануне ареста Роменского? — спросил Дзержинский.
— Да, накануне к Роменскому на Новинский бульвар, десять приезжал неизвестный ему бывший офицер Снесаренко и сообщил, что приехал от Тихомирова, который сегодня, восьмого октября, в два часа дня будет находиться на платформе станции Вешняки. Снесаренко приезжал к Роменскому с просьбой собрать денег для Стогова, который находится в трудном положении.
— Значит, жив курилка? — спросил Дзержинский.
— Жив, — отозвался Артузов. — После побега Стогов скрывается на станции Сходня под именем Семенова Андрея Ивановича.
— Что нового показал Роменский о переходе фронта? — вновь спросил Дзержинский.
Артузов и Менжинский видели, что Феликс Эдмундович торопится, и постарались сжато изложить суть, главное из показаний Роменского.
— О переходе фронта. Подтверждает все, что говорил своему доверенному в тюрьме, советуя уйти ему за линию фронта. Герц познакомила Роменского с мужем, Владимиром Аполлинарьевичем, который командует полком на тульском участке. Когда начался разгром организации, Роменский собрался бежать через фронт к Деникину. Герц, который знал об организации, должен был дать Роменскому документ красноармейца и помочь перейти линию фронта.