Солдаты последней войны
Шрифт:
Я распахнул дверь. На пороге стоял красный, как помидор, Шурочка. И от волнения протирал запотевшие очки. Заметив наконец меня, он тут же протянул пустую солонку.
– Ах, соль! Ну, конечно, дружище! Соль – это серьезно. Особенно, если она закончилась. Я обязательно тебе насыплю. А пока… Пока иди-ка прогуляйся с Катюшей.
– Но на улице – дождь! – радостно воскликнула Катя, внезапно отыскав причину остаться.
– Сожалею, – вздохнул я. – Лет пятнадцать назад я бы предложил вам сходить в кино или посидеть в кафе. Но, увы, сейчас не смею
– А соль? – беспомощно пробормотал Шурочка, цепляясь за соломинку, вернее за солонку.
– Ну, чай вообще-то пьют с сахаром. И кофе, кстати, тоже. Пока, ребята.
И я бесцеремонно выставил их за порог. Возразить они ничего не успели.
Тошка оказалась талантливой девочкой. От природы она была наделена прекрасным голосом и безупречным слухом. Если бы я был по призванию педагог, то о такой ученице бы только мечтал. Тошка обожала музыку. Одержимая, умная девочка. Которой Бог даровал очень много. Кроме главного – кроме семьи, в которой она так нуждалась… И обо всем этом я сказал Кате и Шурочке, когда они вновь появились на моем пороге через пару часов. Катя расчувствовалась и прижала Тошку к груди.
– Мы еще будем гордиться тобой, девочка.
– Обязательно будете. Но, увы, теперь главное – не дар Божий. А дар земной. Ей нужно учиться, учиться и учиться.
– Она будет учиться, Кирилл. Обязательно будет.
А Тошка, красная от волнения и неожиданного счастья, вдруг свалившегося на нее, приблизилась к моему старенькому роялю. И поцеловала его потресканную кожу.
– Я тебя не подведу, миленький, – прошептала сквозь слезы она.
Я проводил гостей до двери и не выдержав полюбопытствовал.
– Ну, как, ребятки, провели время? Без меня, надеюсь, не скучали?
– Нет, Кира, нет! – радостно затараторила Катя. – Мы чудесно провели время! После тебя сразу же отправились к Пете Рябову. И он нас развлекал целый вечер! Даже стихи читал!
Мне оставалось развести руками. И пожалеть Петьку. Теперь, похоже, каждый вечер у него будут гости. Которые станут требовать все больше и больше стихов. И при этом исключительно смотреть на него и делать вид, что слушают. Насколько же хватит моего друга? И я, поспешив спасти своего товарища, шепнул Шурочке:
– Смотри, Шурка, Петух о-о-очень обаятельный парень. К тому же – поэт. А ты знаешь этих поэтов. К тому же Катя обожает стихи…
– Ты думаешь? – испуганно прошептал Шурочка в ответ.
Я безразлично пожал плечами: мол, смотри сам, наивный очкарик. Наивный очкарик снял очки и беспомощно моргая, так же шепотом спросил:
– Что мне делать, Кира? Ты думаешь, у меня есть шанс?
– У кого же, как не у тебя, Шура! Только смотри, не упусти его! Любовь, дружище, не грех. Грех – отказ от любви. И знаешь, не обязательно таскаться по гостям, если еще не готов остаться с ней наедине. Сходите в музей, или, если уж так любите стихи, на литературный вечер. Не один ведь Петька на свете…
Приободренный
Едва я закрыл за гостями дверь, едва перевел дух и едва успел подумать о Майе, как зазвенел телефон. Моему удивлению не было предела, когда в трубке я услышал ее низкий, хрипловатый голос.
– Я не поздно? – вместо приветствия спросила она.
– Для одинокого человека не существует поздних звонков.
– Мне бы хотелось с вами поговорить.
Последовала пауза. И Майя, уже более раздраженно, словно оправдываясь, добавила:
– О Котике, конечно.
– Конечно. О ком же еще? Вы сейчас предлагаете это сделать?
– Нет! И не по телефону! Если можно… И если удобно… Завтра в 8 утра…
– В 8 утра? – удивился я. – Вы так рано встаете? А я вот утром плохо соображаю.
– Ну, в таком случае…
– Нет, нет, – я чуть ли не закричал в трубку, вдруг испугавшись, что она так же внезапно исчезнет, как и появилась. И я никогда больше не услышу ее низкий, хрипловатый голос. И пожалуй, именно в эту минуту, еще не отдавая себе отчета, я понял, насколько эта женщина мне дорога.
– Нет, что вы, Майя. Мы обязательно встретимся. Тем более, что я впервые так рано буду встречаться с женщиной.
– Точнее, с матерью вашего бывшего ученика.
– Пусть будет так, – вздохнул я.
И мы договорились о встрече.
Утро выдалось холодное и ветреное. Хотя сквозь рваные обрывки облаков кое-где на небе уже виднелись слабые отблески осеннего солнца. Я вышел пораньше, хотя еще можно было запросто поспать. Но я был слишком возбужден в предчувствии предстоящего свидания. Хотя, зная Майю, не был уверен, что оно будет приятным. Скорее всего – закончится теми же словесными перепалками и взаимными обидами.
По пути мне встретился хроменький Поликарпыч. Он выгуливал хроменького Тузика. Я крепко пожал руку старому солдату.
– Вот так, Кирюша, – Поликарпыч дыхнул на меня дешевой водкой. – Вот, теперь нас уже и фашистами обзывают, слыхал? Сравнили с гитлерюгентом. Мы землю от фашизма очистили, так они нас за это наказывают. Эта разукрашенная кикимора – дикторша и бородатый мордоворот… По телику… Словно и не рад, что на свет народился. Ведь если бы не мы, уж его-то и в помине не было, точно. Как он не понимает? А, может, они и впрямь не рады, что на эту землю пришли, не любят они ее. Да и сами, будто сторонние какие-то, неживые. Может, и мстят нам за свое рождение. Не наши они, чужие совсем. Мертвые.