Солдаты последней войны
Шрифт:
– Верно. Кстати, самое эффективное средство против тараканов – мороз.
Она непонимающе захлопала приклеенными ресничками. А я вскочил в электричку, помахав на прощанье рукой. Пожалуй, если такими темпами они будут бежать, кораблю остается все больше и больше шансов выплыть.
Домой я вернулся раздавленным и опустошенным. Так и не успев привыкнуть к мысли, что не один. Оставалось либо утопиться, либо утопить свое безграничное отчаяние в вине. Но ни один из этих вариантов мне реализовать не пришлось. Уже
– Кира! Пожалуйста! Ну, на минутку поднимись ко мне!
Это был хриплый голос Сандры. И я решил до конца испоганить себе настроение. Это был хоть какой выход отчаянию. Куда лучше возвращению в пустой дом, где никого не было и где могла бы быть Майя.
Дверь у Сандры была приоткрыта. И я вошел без звонка. Она сидела посреди комнаты на каком-то старом перевернутом тазу и курила. В комнате сильно пахло спиртным. Сандра была вся в черном, с вспухшими от слез глазами. Возле нее стояла початая бутылка виски и пепельница, переполненная окурками.
– А, ты, – прохрипела она. – Хочешь?
Она кивнула на виски.
– Благодарю, но твою маму мы уже помянули.
– Ясно, брезгуешь. И осуждаешь.
– Я не господь Бог, чтобы судить.
Она махнула своей большой мускулистой рукой.
– Да где он, твой господь Бог?! И как к нему попасть на прием?
Хотя я подумал, что все равно она стоит где-то в хвосте этой очереди, но оставил замечание при себе. Ей и впрямь было плохо. Я придвинул стул к ее тазу. И теперь, несмотря на полумрак, смог ее повнимательнее разглядеть. От прежней цветущей и румяной Сандры мало что осталось. Передо мной сидела стареющая женщина с мужеподобной внешностью. Выцветшая, опухшая, облезлая. И я почему-то засомневался, что такое превращение из-за смерти матери.
– Тебя что, повар бросил? – попытался я нащупать основную причину ее трагедии.
– Все меня бросили, – шмыгнула длинным носом Сандра. – И мать, и повар, и господь Бог. Как видишь – совершенно одна.
Сейчас она напоминала известную сказочную старуху у разбитого корыта.
– И куда он сбежал? – ради приличия спросил я, подозревая, что они все бегут в одном направлении – за океан. Эта земля уже с момента ее открытия собирала всякую шваль.
Сандра закатила глаза и подняла палец вверх.
– Туда.
Я посмотрел на потолок. Так океана не было видно, только большие трещины.
– Не понял.
– А чего тут понимать. На тот свет и сбежал, оставив меня ни с чем, сволочь.
Такого поворота я никак не ожидал. Что ж. Они гибнут за металл. А жены потом обзывают их сволочами. Вполне логично. Вполне предсказуемый итог жизни.
– Кокнули… Кокнули кока, – истерично взвизгнула Сандра. – И полнейшая конфискация. Этот идиот даже не успел все оформить на меня.
Да, повару, похоже, икается на том свете.
– Что же случилось? – из вежливости спросил я.
– Обычная дележка –
– С каких же это пор?
– С тех самых. Когда голышом вернулась в свой родной дом. А мама меня не встретила. И никто никогда меня уже не встретит. И не пожалеет…
Сандра неожиданно зарыдала. Громко и страшно. Нет, я оказался не прав. Все же она плакала по матери. По деньгам и поварам так не плачут. Ошибся на сей раз и Поликарпыч. Не все очки в их пользу. Хотя… Какая разница, если деньги от одного мордоворота перешли к другому… Тем не менее я не знал, как успокоить Сандру. Хотя, возможно, и не хотел. Я считал, что таким, как она, слезы только на пользу. Возможно, со слезами вытечет вся гниль, накопившаяся в ее душе.
Сандра прекратила рыдать так же внезапно, как и начала. И подняла отекшее лицо.
– Что ты теперь будешь делать, Санька? – спросил я, внезапно назвав ее по имени.
Она налила себе полный бокал виски и залпом выпила.
– Что? Может, выживать, а может, доживать.
– Есть еще третий выход – жить.
– Жить! – взвыла она и со всей силы хлопнула своими здоровенными кулаками по коленям. – Да не умею я вот так просто жить! Когда из грязи в князи, то воспринимается просто и легко. Но, как пережить, когда наоборот?
Ну, в князьях ты, допустим, никогда не ходила, подумал я, поэтому переживешь.
– На счет грязи – ты сама должны решать. Как правило, грязь, она с этими новоиспеченными князьками и заводится. А здесь, – я оглядел комнату Анны Гавриловны. Типичная квартира, добротная мебель из красного дерева, приобретенная еще в советские времена, строгость и аккуратность. – А здесь, Санька, очень даже чисто. Твоя мама никогда не жила в грязи. А отец с грязью всю жизнь боролся, за что и сложил голову. Так что – тебе выбирать.
Я вдруг вспомнил, как перед смертью Анна Гавриловна просила не обижаться на Саньку. Но что еще я мог для нее сделать?
– В общем, Санька, – я встал, приблизился к огромному фотопортрету на стене, заключенному в простенькую позолоченную рамку. – В общем, Санька, если что – обращайся за помощью.
С фотографии на меня смотрели ее родители, совсем еще молодые. Их лица сияли улыбками, а глаза полны надежд. Которым так и не суждено сбыться. Разве что наполовину.
Санька встала и, слегка шатаясь, тоже подошла к портрету.
– Если бы только мама была жива, – просипела она.
А я подумал, что она была жива еще совсем недавно. И была никому не нужна.
– Как ты думаешь, Кира, они меня простят?
С фотографии с любовью и нежностью смотрели на Саньку красивые и честные лица ее родителей.
– Они тебя давно, давно уже простили. Поверь, я знаю.
Санька всхлипнула и уткнулась в мой свитер. Я осторожно довел ее до дивана и уложил. Она почти сразу уснула. Она пока нашла легкий способ заглушить свою боль. Но всего на пару часов.