Солдаты
Шрифт:
— Стоять, вольно!
Приказ, отданный молодым русским полковником, который теперь командовал 35-ым Мэнским, прорезал воздух. Эндрю опустил руку от головного убора, юноши 35-ого резко переместили винтовки из положения на караул вниз, в положение вольно.
Эндрю окинул собрание пристальным взглядом. Все они оказались здесь, совершив поездку по железной дороге из Суздаля до Рима, где к ним присоединилась делегация римских сенаторов и конгрессменов. Затем по железной дороге весь путь до самого Ниппона, где еще больше недавно избранных сенаторов и конгрессменов присоединилось к ним, и затем, наконец, к Чину.
Прошел год со дня
Они проехали через Римские территории, опустошенные войнами, и он был рад видеть, как растут новые дома, заброшенные виноградники очищаются и заново высаживаются.
Они прошли через поля битвы вокруг Джанкшин-Сити, Роки-Хилла, и Шенандоа, и в тех местах уже строились памятники, чтобы чтить память полков, которые сражались и погибли там. Он видел также аккуратные кладбища на каждом из полей сражений и останавливался на каждом из них, чтобы отдать честь и помолиться.
Еще остается четыре места. Завтра они закончат долгую поездку на поезде, отправившись в Сиань, там они сядут на судно до Карнагана, чтобы посетить поле битвы, которое по-прежнему неотступно преследовало Винсента, а оттуда в то место, где Ганс оказал сопротивление при отступлении к Тиру, и, наконец, последнюю остановку в Тире.
Но именно это место было ключевым в его туре по полям сражений и освящению кладбищ. Неделей ранее в Чине были проведены первые выборы, и Калин задался целью прибыть туда, чтобы засвидетельствовать приведение к присяге новых сенаторов и конгрессменов, как мужчин, так и женщин. Политика возвращалась в нормальное русло, понял он. Подошло время президентских выборов, Калин подлежал переизбранию, и казалось, что вхождение Ниппона и Чина в Республику не произойдет до тех пор, пока не будут подсчитаны голоса, и станет понятно, что Республиканская партия сдала свои позиции. Однако настроения в это время, в первые пьянящие дни мира, были такими, что Калин ничего не боялся; каждый гражданин, чин, римлянин, русский, и ниппонец, голосовали бы за новый срок.
Забавный эпизод вступления Чина в республику состоял в том, что они действительно выбрали несколько женщин на службу. Это было действие, которое восхищало его, хотя выборы шокировали некоторых из более пуританских семей из Рима и Руси. Он указал, что в Конституции не было ничего сказано о том, что женщина не может служить таким образом, и именно Кэтлин вызвала даже еще больше шума своим заявлением в «Гейтс иллюстрейтед уикли», что в Конституцию должна быть внесена поправка, предоставляющая женщинам право голосовать, и она запланировала организовать движение, чтобы увидеть, что это будет сделано.
«Так много произошло за год», думал он. Только в этом месяце последние из орды были освобождены в соответствии с условиями договора с Джураком, и сопровождены к границе. Только что пришло донесение и о том, что остатки старой тугарской орды присоединились к ним. До сих пор соблюдался хрупкий мир, но он будет чувствовать себя гораздо лучше, когда вернется с отчетом экспедиция, посланная вступить в контакт с теми, кто проживает в тысяче лиг на восток, о том, что бесчинства орды на самом деле также остановились и вдоль дальней границы. От последних из кланов Орды, тех, кто скакал южнее и восточнее от бантагов и прошли через регион полдюжины лет назад, не было никаких известий; очевидно, они просто поехали дальше, игнорируя конфликт на севере. Он ощущал, что когда-нибудь
Он стал доверять Джураку, встретившись с ним дважды за первые месяцы после войны, но, к сожалению Джурак был единственным, кто шел навстречу, ломая тысячелетние традиции. Все доклады указывали, тем не менее, что, по крайней мере, пока Праздники луны прекратились, и всадники орды предпочитают вместо этого охотиться на бизонов и шерстистых слонов степей.
Пришли и другие отчеты, с юга, из-за границы Карфагена, который только теперь начал совершать первые попытки мирных переговоров. Торговец из Карфагена сообщил, что в южной половине мира находится обширный океан, область которую видел мало кто из людей. Эндрю задумался, что же было там, но в настоящий момент это могло подождать.
Внезапно он понял, что снова грезил наяву. Кэтлин в шутку сказала, что он уже снова начал входить в роль преподавателя, деятельность, к которой он по-прежнему обещал вернуться, как только требования управления армией уменьшатся, и он, наконец, почувствует себя спокойно, с тем, чтобы выпустить нити из рук.
Он вышел вперед, его пристальный взгляд охватил почетных гостей, собравшихся на помосте, упрямого Отца Касмира, Калина, Эмила, Пэта, Винсента, других командиров корпусов, сенаторов, и конгрессменом. Насколько он мог видеть, территория вокруг «Литейного цеха», и кладбище были полностью заполнены стоящими сотнями тысяч чинов, все они молчали, наполненные почтительным уважением к этой церемонии, посвященной их покойным родственникам и тому, кто, как они теперь считали, является их вечным защитником в мире духов.
Он ждал. Остался один последний штрих, и он выполнялся с небольшим опозданием. Наконец, он услышал их. Толпа зашевелилась, смотря на запад.
Подразделение дирижаблей, полдюжины «Орлов», сопровождаемое полудюжиной «Шмелей», летело прямо на них, и из толпы вырвалось громкое ревущее приветствие, поскольку они были исполнением пророчества, пришествия богов, богов янки, сходящих с неба и приносящих освобождение.
Дирижабли высоко летели над головой, и он мельком увидел Джека Петраччи, высовывающегося из кабины, резко выбрасывающего руку в воинском приветствии. Они продолжили полет в восточном направлении.
Эндрю ответил воинским салютом. Аплодисменты были оглушительными, и не было никакого смысла в объявлении, что церемония закончена. Его голос никто бы не услышал. Он просто поприветствовал толпу, жест вызвал удвоенные неистовые одобрительные возгласы и аплодисменты.
Фейерверк, который тщательно оберегали, пока дирижабли не оказались на безопасном расстоянии, начал взлетать ввысь, и даже при том, что стояла середина дня, толпа по-прежнему хлопала и одобрительно кричала. Эндрю повернулся, чтобы отдать честь Калину, который усмехнувшись, снял в ответ цилиндр.
Эндрю посмотрел на Кэтлин и кивнул.
Улыбнувшись, она выступила вперед и взяла его руку. Вместе они сошли с помоста и осторожно вышли на кладбище. Оркестр подхватил патриотическую мелодию, походную песню армии, «Боевой клич Свободы», и музыка пронзила его душу.
«Так много раз я слышал ее», думал он с сожалением, «на плацу в Мэне, на дороге к Антиетаму, когда мы пересекли Южную Гору, снова на дороге в Геттисберг, в лагерях вокруг Питсбурга, а затем через очень многие ожесточенные победы на этом мире. И теперь в который раз здесь».