Солдаты
Шрифт:
— Что? — спросил Стэн. — И что ты подразумеваешь, говоря «мы»?
— Потому что я иду с тобой, Стэн.
— Прекрасно, но, черт возьми, что насчет приманки?
— Мы должны были перерезать линию до того как перегоним все дирижабли сюда в Тир. В такой момент, как я предполагал, чтобы Джурак не смог вообразить, какова наша действительная цель. Я не хотел показывать истинное намерение, потому что хотел, чтобы Джурак получил данные о том, что все наши броневики были перемещены сюда. Он предположит, что мы постараемся прорвать окружение и захватить Карнаган. В
И Стэн и Григорий кивнули, но было очевидно, что они не слишком довольны своей ролью, и знанием того, что они должны были быть диверсией, а не главным удар.
— Таким образом, только Третий корпус и ничего больше? — спросил Стэн.
— Да. Мы должны держать минимум два корпуса здесь в Тире, чтобы удержать эту базу. Я думаю один корпус это более чем достаточно.
— Ты готов? — спросил Ганс.
Стэн улыбнулся, запихнул плитку табака за щеку, немного походя на молодую версию Ганса.
— Мы наскребли десятидневный рацион на человека, сотню патронов каждому, плюс дополнительная сотня в фургонах сопровождения. Новые ботинки выдали. Мы готовы.
— А ваши ощущения на этот раз? — спросил Тимокин.
Стэн улыбнулся.
— О, примерно те же, что и у других. Но, какая разница? Вроде как представил себе, что мы все должны были утонуть недалеко от побережья Каролины десять лет назад. Каждый день с тех пор был вознаграждением. Если мы собираемся отправиться на дно, позвольте мне сделать это в открытом сражении. Скажи мне, Ганс, куда идти, и мы доберемся туда.
Ганс улыбнулся и посмотрел на Винсента. Три корпуса, окруженные в Тире, развили уникальный дух. В каком-то смысле они чувствовали себя брошенными, окруженными на бесполезном фронте, в то время как большие дела были сосредоточены около Рима. Но с другой стороны, у них была слепая вера в Ганса, и все различия между русскими и римлянами были выжжены из них за время мучительного отступления от Зеленых гор вниз к этому прибрежному порту и затем за долгие месяцы в траншеях. Эти парни были закалены в боях, а не истощены битвами, как те, кто выжил под Римом и в кошмарной атаке у Капуа.
— Численный состав?
— Десять тысяч двести солдат в корпусе готовы к походу. Шесть батарей трехдюймовок, заряжающихся с казенника и один кавалерийский полк.
— Что насчет фургонов сопровождения? — спросил Григорий. — Это крайне важный момент. Нам нужны здоровые лошади и добротные прочные фургоны, которые могут выдержать долгий путь.
— Около сотни, — пришел ответ, и снова Григорий показал, что раздражен.
— Проклятье, четыре сотни раненых в сражении и у нас проблемы.
Он посмотрел на Ганса. После того ужаса, когда во время отступления прошлого года позади были оставлены более тысячи раненых, Ганс непоколебимо решил, что теперь никогда не бросит ни одного раненого. Он
— На первом месте должны быть боеприпасы и керосин. При удаче мы сперва захватим много припасов. Это облегчит кормление и транспортировку легкораненых. Раненые, которые могут быть спасены, получат место в фургонах; тех же, кого спасти нельзя…
Он наклонил голову, оставляя недосказанной фразу о том, что, солдат будет оставлен с несколькими патронами.
— Как я и представлял себе, — ответил Стэн. — Просто я думаю, о старине Джеке Уотли время от времени…
Его голос затих.
— Что-нибудь еще? — спросил Ганс.
Группа молчала, поглядывая один на другого.
— Прекрасно, мы начинаем в шесть утра. Постарайтесь немного отдохнуть.
Один за другим офицеры потянулись к выходу. Он знал, что Джек и Григорий проведут эту ночь на ногах, дважды проверяя каждую машину. Наконец, остался только Винсент. Он уселся за столом на стул напротив Ганса, долго смотрел на бутылку, и, наконец, откупорил ее и сделал глоток. Ганс ничего не говорил.
— Война изменила слишком многое, — вздохнул Ганс, вытягивая негнущуюся ногу. — Я скучаю по старым временам. Там была приблизительно дивизия, целый корпус находился на линии огня. Это был ад, но я никогда не забуду Фредериксбург, наблюдая, как Ирландская бригада штурмует холм. Какое это было зрелище.
— Можно поставить на одну доску с Испанией, — ответил Винсент.
— Когда мы поворачивали целой дивизией, закрывая фланг, солдаты ликовали, плечо к плечу, прекрасный ровный строй, более четырех тысяч человек. Интересно, увидим ли мы когда-либо снова нечто подобное.
— Не с этими новыми машинами. Изменилось всё. Думаю это неизбежно. Там в старом мире, готов спорить, у них к настоящему времени есть тоже самое.
Винсент сделал еще один глоток и передал бутылку Гансу. Который поблагодарил его кивком, перестал жевать и насладился еще одним большим глотком.
— Не предпринимай ничего такого, чтобы погибнуть там, — сказал Ганс.
— Это моя работа.
— Нет, больше это не так.
Он наклонился вперед, пристально глядя в глаза Винсента.
— Сынок, мое поколение, Эндрю, Пэт, Эмил, мы отыграли нашу партию. Глава закроется, вместе с этой войной. Если мы победим.
Он покачал головой.
— Нет, когда мы победим, я молюсь, что это будет окончанием войн для нас. Но это не конец для этого мира. Мы с тобой, возможно даже более чем Эндрю и Пэт, являемся настоящими революционерами. Я был узником. Ты, ну у тебя были свои собственные переживания из-за них.
Винсент ничего не ответил.
— Мы оба знаем, что эта война должна будет охватить весь мир. Бантаги являются большой северной ордой, но должны быть еще орды. Мы знаем только одну маленькую часть этого мира. Мы понятия не имеем о том, что происходит на юге, вне сферы влияния бантагов, что с той стороны, какие еще угрозы там есть. Единственная надежда состоит в том, чтобы освободить все человечество на этой планете, нужно основываться исходя из этого. Тогда это будет твоя война.