Солёный снег
Шрифт:
– Вот теперь правильно, - сказала Александра Ивановна.
– В следующий раз никогда не торопись, сначала подумай, а потом пиши.
Глава шестая
Саша осторожно, стараясь не шуметь, опустился в кресло. Оно жалобно-жалобно звякнуло. Саша потянул носом, всё было по-прежнему. Теперь надо было сидеть и ждать, когда Петру Петровичу надоест читать, он снимет очки, потрёт глаза рукой и скажет: "Чертовски устали глаза". Тогда, значит, настала очередь разговора с Сашей.
Но сегодня Пётр Петрович долго не откладывал книгу, и Саша сидел как мышь, боялся ему помешать. Что-то у
Кто бы это мог быть? И вдруг Саша догадался: это был сам Геркулес. Ну да, конечно, древнегреческий герой Геркулес. Хорошо бы спросить его об этом, чтобы окончательно убедиться, но неудобно.
Человек в сандалиях подошёл к Саше и поднял его вместе с креслом на вытянутых руках, и Саша достал руками до потолка, и где-то внизу остался Пётр Петрович.
Ясно, что это был Геркулес. Ах, как ему стало хорошо и весело! Теперь Саша убедился, что Геркулес действительно могучий человек, настоящий богатырь, прямо чемпион мира Юрий Власов.
"И всё это от геркулесовой каши?" - спросил Саша.
"Да, - ответил Геркулес.
– И ещё от настойчивости".
Саша слышал, как хлопнула входная дверь, и сразу Геркулес пропал, исчез, просто испарился... Он закричал:
– Геркулес, Геркулес, не уходи, мне надо спросить у тебя одну очень важную вещь!
– Ты что раскричался?
– Перед Сашей стоял Пётр Петрович. Правое плечо, то, что без руки, у него было поднято выше подбородка.
– Здесь был Геркулес, - сказал Саша.
– Я только что с ним разговаривал. Он был в сандалиях на босу ногу и в тунике. Я его сразу узнал. Мне надо было спросить у него одну важную вещь, а он пропал.
– Не расстраивайся, - сказал Пётр Петрович.
– Он ещё обязательно придёт к тебе. Я лично знал одного мальчика, так только стоило ему сесть в это кресло, к нему тут же заявлялся сам великий Христофор Колумб. И они вместе отправлялись в далёкие путешествия.
– Это вы рассказываете про Игоря?
– спросил Саша.
– Про него, - ответил Пётр Петрович.
– А теперь иди встречай мать, она вернулась с работы, все матери очень любят, когда их встречают сыновья.
Саша встал и пошёл к матери, но в голове у него пело: "Геркулес милый, милый Геркулес".
– Мама сидела за письменным столом, перед ней лежала толстая книга, а глаза у неё были закрыты.
– Не подвигается работа?
– спросил Саша.
– Не подвигается, - ответила мама.
– Я знаю, - сказал Саша, - ты волнуешься, что от папы нет давно писем.
Мама растрепала Сашины волосы. Она любила их так трепать.
– О, какой у меня наблюдательный сын!
– сказала мама и попыталась улыбнуться, но из этого ничего не вышло.
Они замолчали. В комнате появились тёмные углы. Горела только настольная лампа под зелёным абажуром. Потом они услыхали звук шагов.
– Геркулес, милый Геркулес, - прошептал Саша.
– Что ты там шепчешь?
– спросила мама.
– Ничего, - ответил Саша.
– Ты слышала,
– Это Пётр Петрович, - сказала мама.
Саша знал, что это Пётр Петрович. Он его шаги узнавал всегда, потому что Пётр Петрович чуть волочил левую ногу, ему её прострелили в гражданскую войну. Это было в 1918 году.
– А по-моему, это кто-то другой, - сказал Саша.
– Например, Геркулес. (Ах, как это имя звенело у него в голове и камешком каталось во рту!) Знаешь что, пойдём в комнату Петра Петровича, и ты посидишь в волшебном кресле. У тебя все заботы как рукой снимет.
– Нет, Саша, - сказала мама, - мне надо работать.
– Даже если тебе не хочется?
– спросил Саша.
– Надо уметь себя заставить, - сказала мама.
– И потом, я уже взрослая, и мне ни к чему сидеть в волшебном кресле.
– А Пётр Петрович?..
– сказал Саша.
– Он совсем старик, а сидит. Он говорит, что это ему помогает думать. Пойдём, я тебя очень прошу.
Мама встала, взяла Сашу за руку, и они молча, без единого слова, стараясь ступать осторожно, так, что был слышен только скрип половиц и какой-то непонятный шорох, а шагов их не было слышно, отправились в комнату Петра Петровича.
Их зеленоватые длинные тени упали на стену, прошлись по занавескам и вышли в дверь. В коридоре они растворились: в коридоре не было света, а они не стали его включать.
– Осторожно, - сказала мама шёпотом, - не наскочи на холодильник.
Саша только крепче сжал её руку, и она крепко-крепко сжала его маленькую тёплую ладошку...
Они вошли в комнату Петра Петровича и в темноте подошли к волшебному креслу. Было тихо-тихо.
– Ну, садись, - великодушно предложил он матери.
– Садись, а я постою рядом.
Мама осторожно опустилась в кресло. Оно прозвенело под ней всеми своими пружинами.
– О, какая я стала тяжёлая, - сказала мама.
– Раньше оно подо мной так не пело.
Саша промолчал. Он знал: сейчас, в этот миг, ничего нельзя говорить. Ничего.
– Здравствуй, кресло, - сказала мама. И слегка качнулась в нём, как это делал всегда Саша.
Кресло снова прозвенело свою песню.
– Ведь я что волнуюсь...
– сказала мама.
– Он пошёл на штурм действующего Авачинского вулкана. А вулкан этот выбрасывает лаву, её температура семьсот градусов: это всё равно что раскалённая, клокочущая сталь, выпущенная из доменной печи. А ему, видите ли, обязательно надо спускаться в кратер вулкана.
– Он это делает ради науки, - сказал Саша.
– Он говорил мне: вулканы - пушки земли. Они стреляют лавой, а эту лаву можно собрать, и потом узнаешь, что делается глубоко-глубоко под землёй.
– Он и тебя перетянул на свою сторону, - сказала мама.
– Но он не первый раз спускается в кратер, - ответил Саша.
– В прошлом году он сломал себе руку, - сказала мама.
– А в позапрошлом году его ударило глыбой лавы по спине, и ему пришлось пролежать целый месяц. Врач боялся, что у него повреждён позвоночник, а когда повреждён позвоночник, надо лежать на доске. Там никаких досок не было, пришлось сорвать с домика экспедиции двери, и он лежал на этих дверях. А ты видел, какие у него руки? Все в ожогах.