Соленый ветер
Шрифт:
Я направилась в комнату, в дверях показалась Дженнифер.
– Прекрасное утро, бабушка. Тебе надо пойти погулять.
Я убрала блокнот в чемодан и достала письмо Женевьевы Торп.
– Думаю, пора ей позвонить, – уверенно произнесла я.
Дженнифер сидела возле меня на кровати, пока я набирала номер и слушала гудки. Один, два, три.
Ответила женщина, сказав что-то по-французски.
– Здравствуйте, – начала я. – Это Анна Келл… Анна Годфри. Я пытаюсь связаться с Женевьевой Торп.
Дама тут
– Да, здравствуйте, Анна, это Женевьева.
– Я здесь, – немного смущенно сообщила я. – На Бора-Бора.
– Боже мой, какой чудесный сюрприз! Я отправила письмо, но сомневалась, что получу ответ, и совсем не надеялась на личную встречу. Вы сможете увидеться со мной до отъезда?
– Да. За этим я и приехала.
– Сегодня уже не получится?
– Почему же – вполне. Мы живем в отеле «Аутриггер Сьютс». Сможете заехать?
– С удовольствием. Я давно ждала этой встречи.
– Думаю, я тоже. До вечера.
Я повесила трубку, надеясь, что поступаю правильно.
– Вас двое? – спросила официантка, когда мы с Дженнифер вошли в ресторан.
– Нет. Мы ждем еще одного гостя.
В этот момент сидящая возле бара женщина поднялась и помахала нам рукой. Симпатичная, миниатюрная, с розовыми щеками и светло-русыми кудрявыми волосами, прихваченными золотой заколкой.
– Привет. – Она направилась к нам с Дженнифер. На вид ей было около шестидесяти, как моим сыновьям. – Вы, наверное, Анна.
– Да. – Я пожала ей руку. – А это моя внучка, Дженнифер.
– Добрый вечер, – тепло поздоровалась она, – я Женевьева.
– Очень рада знакомству. Присядете? – предложила я.
У Женевьевы была с собой большая сумка из ткани с сине-белыми морскими полосками. Мне стало интересно, что лежит там, внутри.
– Отличная идея, – ответила она.
Официантка провела нас к столику у окна. Я заказала бутылку белого вина.
– Поверить не могу, что вы здесь, – улыбнулась Женевьева, качая головой. – Вы казались такой загадочной. Конечно, ваше имя значилось в списке медсестер, работавших здесь во время войны, но вы все равно были словно мираж.
За столом воцарилась тишина, официантка наполнила наши бокалы вином. Я сделала глоток, по телу разлилось приятное тепло.
– Я так понимаю, вы знаете о бунгало в полумиле отсюда, – произнесла Женевьева и повернулась к Дженнифер: – Маленькая хижина. Сразу и не заметишь.
– Знаю, – кивнула я.
– Странно. – Она приложилась к бокалу и задумчиво откинулась в кресле. – Местные жители избегают его, даже не хотят приближаться. Говорят, что оно проклято. Я всю жизнь обходила его стороной, особенно в детстве. Во время пляжного пикника мы с братом крутились вокруг, а войти внутрь так и не решились. Но в какой-то момент любопытство пересилило. Когда мне было лет двадцать пять, я залезла в бунгало через окно – через неделю оказалось, что мне изменяет муж, а мама умирает от рака груди.
– Как жаль, – посочувствовала Дженнифер, вновь наполняя бокалы.
– Значит,
– Даже не знаю. Думаю, что в этой хижине есть и плохое и хорошее. Я почувствовала это, когда оказалась внутри.
– Да, – ответила я, – я и сама это чувствовала. Я много времени провела там в одиночестве.
Женевьева вытащила из сумки небольшой конверт.
– Вот, нашла на полу в бунгало. Думаю, это ваше.
Глубоко вздохнув, я открыла конверт. Пальцы наткнулись на что-то жесткое и холодное. В свете заходящего солнца блеснули голубые камни. Моя булавка. Подарок Китти. Я прочитала гравировку на обратной стороне. Глаза наполнились слезами, комната поплыла.
– На острове были и другие Анны. Как вы догадались, что она моя?
– Провела расследование, – с улыбкой сообщила Женевьева.
– А в вашем расследовании не встречалось имя Уэстри? Уэстри Грин?
Женевьева кивнула:
– Да, я нашла его книгу в ящике стола.
– Книгу?
– Да, старый роман тридцатых годов. Внутри было вписано его имя.
Я улыбнулась, вспомнив старания Уэстри скрыть факт нашего пребывания в бунгало.
– Мне понадобилось немало времени, – продолжила Женевьева, – но я его нашла. Мы говорили много лет назад. Потом я пыталась с ним связаться, но безуспешно. Телефон сменился, и теперь никто не знает, что с ним.
Я опустила глаза и сложила бежевую салфетку пополам.
– Простите, я не имела в виду, что он…
– Что он вам рассказывал? – спросила Дженнифер, пытаясь разрядить обстановку.
Женевьева улыбнулась и подняла глаза вверх, вспоминая детали разговора.
– Сказал, что очень любил вас когда-то и любит до сих пор. Как в романе…
– Почему он не позвонил, не написал? – удрученно прошептала я.
Женевьева пожала плечами.
– Видимо, на то были свои причины. Мистер Грин был очень эксцентричным. Как все художники.
Я удивленно нахмурилась:
– Художники?
– Ну да. Его работ я не видела, но, насколько мне известно, у него есть, вернее была, внушительная коллекция собственной живописи и скульптуры. После войны он изучал искусство в Европе, а потом поселился на Среднем Западе, преподавал в университете.
– Женевьева, вы сказали, у него была коллекция. Что вы подразумевали?
– Он раздарил ее. Теперь картины выставлены в разных галереях. Помню, он говорил, что искусством нужно делиться.
Я улыбнулась:
– Очень похоже на Уэстри.
Дженнифер откашлялась.
– Женевьева, а Уэстри занимался скульптурой? Из каких материалов он ваял? Из глины? Из бронзы?
Я поняла направление ее мыслей. Порой на острове открывались удивительные связи.
– Точно не знаю, – пожала плечами Женевьева. – Он мало говорил о работе. Могу ошибиться, уж очень давно все было.
Потом она достала желтый блокнот и положила его на стол.
– Можно задать вам несколько вопросов? – осторожно спросила она.