Солнца нет
Шрифт:
Мне сперва вообще побачилось, что тут шпионов готовят, так всё странно проходило. После долгих психологических тестов, собеседований, будь они не ладны, отобрали только пятерых. Предпоследняя проверка не обошлась без детектора лжи. А вопросы, какие!...
«Вы часто обманываете?»
«Были ли в вашей семье предатели?»
«Как вы относитесь к насилию?»
«Вы трусливы?»
«Вы хотели бы оказаться на месте Джеймса Бонда?»
«В нетрезвом состоянии вы становитесь болтливым?»
«Вы убивали когда-нибудь?»
«А можете?»
Затем нам сразу сказали, что мы по два месяца будем пропадать, а следующие тридцать дней дома отдыхать. Самое важное для нас было соблюдать три заповеди. Первая – подчиняться любому приказу. Вторая – не задавать
Я забрал пушку, меня облепил страх, но всё же мне удалось его победить. Столько пройти! И отказаться! Предполагая, что выбор ничем хорошим не закончится. И зная, решение идти только вперёд, даст возможность выкарабкаться из кабалы, попытаться помочь по существу больному сыну. В номере, действительно был человек, он сидел на кровати, разглядывая красочные картинки в книжке. Я опешил. Он поднял взгляд на меня. Рука с пистолетом опустилась. О, боже! Я не смогу этого сделать! У меня не хватит духа! Я не смогу убить ребёнка! Да, на меня смотрели детские безобидные глаза, мальчику было лет восемь, как и моему сыну. Он понимал, зачем я сюда пришёл. Его чистый взгляд опускался то на оружие, дышащее смертью, то на дядю, который должен выпустить её. Я был в растерянности, как мне поступить? Пожалеть этого ребёнка, этим подставить под угрозу себя, семью. Геройствовать здесь глупо. Или выстрелить? В надежде на спасение родного сына. А может, промазать? Идиотично сославшись на скверную меткость. Знаю, неумно, не поверят. Так что же предпочесть? Жизнь этого ребёнка или жизнь кровного сына? Мальчик молча плакал, не переставая смотреть на меня. Почему он не зовёт на помощь? Я колебался. Пистолет, зажатый в руке, дрожал. В соседней комнате прогремел выстрел. Неужели и в других номерах тоже дети? О, Господи! Я в это мгновенье возненавидел цыгана, какой же он зверь, нет, он дьявол. Надо торопиться с решением. Я навёл дуло на хныкающего мальчика и, стараясь не смотреть жертве в глаза, нажал на курок, с мыслями, что родимое больное дитя, которое можно ещё вылечить, важнее моих человеческих чувств. Осечка. Я попытался ещё, не открывая глаз, снова осечка. А ребёнок, сидящий на кровати звучно засмеялся. Я поражённо открыл глаза, мальчик сначала умолк, встретившись с моим взглядом, а потом на его детском лице разыгралась ехидная улыбка...
В итоге магазин пистолета оказался пустым. Мы все прошли через этот экзамен, только один хлопец отказался. Мы покинули гостиницу. И собравшись вместе в неизвестном, заброшенном здание, Роев произнёс:
– Надеюсь, вы понимаете, что у вас теперь одна дорога – служить нам, – сказал он, нехорошо посмотрев на отказника. – А если вы не согласны, тогда вы уволены! – после прозвучавших слов цыган выхватил припрятанный нож и точным ударом перерезал несдавшему проверку русоволосому мужчине горло, если бы бедняга знал, что его ждёт, то, наверное, не поспешил бы говорить этим людям «нет».
С тех пор прошло около года, мне стало ясно, что это за место, я успел привыкнуть к душераздирающим крикам людей, мне перестали сниться кошмары, мне очень хорошо платят. Теперь я могу себе позволить с семьёй отдохнуть, например, в чешском курорте. Но всё же зная, что все заключённые отвечают за свои грехи, я не могу удержаться, чтобы не пожалеть их».
– А-а-а-а-а! – резкий визгливый крик Семёныча отрезвил Миколу от размышлений.
– Чего шумишь, курва? – спросил он.
– С-смотрите, с-смотрите, что я н-нашёл... – запинаясь и дрожа, промямлил толстяк, подняв с пола
– Дай сюды! – надзиратель вырвал находку из лапы барыги и незамедлительно отправил её наркоторговцу за пазуху. – Носи на память! – усмехнулся Микола, Семёныч грохнулся в обморок. – Хорошо хоть эта вражина, успел отмыть камеру, – покачал головой усач.
Глава 12
Зрелый цыган в добротном чёрном пальто поправил широкой ладонью тёмную шляпу, прикрывавшую его угольные кудрявые волосы. Он внимательно смотрел, как маленький семилетний мальчишка с жадностью поедал мясной пирожок, которым вместо милостыни угостил прохожий горожанин.
Шёл поздний октябрь, было холодно, хотя снега ещё не было, но белый иней покрыл собою всё вокруг, всю рыночную площадь. Небо светло-серым окрасом грозилось выпустить в мир армию снежинок, а на неряшливом цыганёнке в летних сбитых кроссовочках, заплатанных штанишках и убогой, совсем не гревшей курточке не имелось даже спортивной шапочки. Полузамёрзший, мучимый голодом сорванец, не заметил, как в его ручке от большого пирожка оказался маленький, последний кусочек, который он уже собирался запихнуть в рот. Но приметил, что рядом с ним сидит беспризорная собака, молчаливо прося этот заветный, единственный кусок.
– Уходи отсюда! – проговорил с укором малец. – Ты голодный? Я такой же голодный, как и ты. Мне нечем тебе помочь.
Облезлый пёс слушал, печально глядя в глаза человека, словно понимая, что ему говорят, но с места не трогался.
– Отстань от меня, мне тоже плохо, очень плохо. Я не могу тебя накормить... – увещевал цыганёнок, он хотел побыстрее съесть остатки еды, чтобы четвероногий бродяга ушёл, но не смог. Пёс жалобно заскулил, Динор скрепя сердцем кинул ему кроху, псина на лету поймала подачку, сразу проглотив. Потом несчастный скиталец убежал, оставив благодетеля одного.
– Эй, морэ, иди сюда! – подозвал его цыган в чёрном пальто, мальчишка шустро подбежал. – Сколько ты заработал?
Динор вытащил из брючных карманов мелочёвку, старший забрал деньги себе.
– Оставь мне немножко лавэ, барон... – несмело попросил малец.
– Ты что-то сказал, ром? – произнёс мужчина.
– Можно мне немного лавэ? – переспросил цыганёнок.
Глава табора пристально взглянул на него.
– Ты мало зарабатываешь, ром, зарабатывай лучше, будут у тебя деньги, – спокойно ответил хозяин. – Когда я был в твоём возрасте, брат, мне всегда хватало.
– Барон, мне надоело просить милостыню у чужаков, – пожаловался Динор.
– Надоело, не проси, – отозвался глава.
– Тогда что мне делать?
– А хоть воруй, если ты настоящий ром, всё сумеешь, – наставил барон.
Мальчишка пошёл прочь, весь погружённый в тяжёлые раздумья. Он не знал, как поступить, но вскоре судьба сама указала ему дорогу. Когда некая богато одетая, ослепительная женщина, выйдя из булочной, небрежно подала три копейки оборванному цыганёнку, сунув блестящий кошелёк в глубокий карман меховой шубки. Динор инстинктивно последовал за ней, стараясь не попадаться на глаза. Дама шла, любуясь мягкой серостью неба, пребывая где-то в своих мыслях. Потом, увидя выходящего из кремовой «Волги» директора универмага маленького росточка, невзрачного с бросающейся в глаза тёмно-синей родинкой на самом центре носа, она моментально достала из сумочки зеркальце с розовой помадой, принявшись демонстративно подкрашивать губы. Этого момента и дожидался незадачливый воришка. Подкравшись сзади, он ловко совершил задуманное, женщина, ни разу не оглянувшись, убрала косметические принадлежности и кокетливой походкой направилась к «красавцу» директору универмага, покупающему газету в «Союзпечати». С умным видом, броская дама приблизилась к ларьку и якобы желая купить прессу, потянулась в карман за кошельком. Каково же было её удивление, когда вместо дорогого кошелька, она обнаружила те самые пожертвованные три копейки на дне кармана. Раздался визг...