Солнце Бессонных
Шрифт:
Говорить с Бет было одно удовольствие, так просто за несколько минут мы стали подругами. Хотя не знаю, можно ли нас так уже называть. Но определенно мне с ней было интересно, ничего похожего на Доминик, мою бывшую застенчивую подругу. Я подумала, что хорошо бы ей написать про Бет, а потом передумала - она и так ужасно ревновала меня к тамошним моим друзьям, а мой отъезд и так ее добил.
На нас с Бет оглядывались в коридорах и перешептывались, с некоторыми она меня знакомила, но я даже и не старалась запоминать лица или имена, кстати, по совету самой Бет. Она мотивировала это тем, что у меня еще будет время узнать всех, - зимой особенно
В таком темпе прошла математика, а потом и еще несколько предметов, которые я не запомнила - так много было Бет. Она говорила и знакомила меня с нескончаемым количеством людей, откровенно удивляясь, что она и сама знает всех их. Безусловно, меня смешило ее чувство юмора, столь не типичное моему бывшему окружению в Чикаго. На всех предметах мы сидели вместе, и меня немного раздражало то, с каким обиженным лицом сидит Дрю, будто бы я обязалась сидеть с ним вечно. Не рановато ли для ревности?
Учителя разглядывали меня с интересом, но не старались в первый же день втянуть в учебный процесс, видимо, давая время сосредоточиться, влиться в коллектив, чему я несказанно была рада. Так как в Америке мы шли по совершенно другой программе, выходило, что некоторые вещи мы еще не учили, другие же я прошла почти 2 года назад. Но ясно стало одно - учиться мне будет не скучно. Я не чувствовала себя тупее других, и подозревала, что вполне смогу закончить это учебное заведение с медалью. Вот Самюель удивится то, будет предлог потребовать что-нибудь взамен. Может, они все же разрешат мне поступить в Университет Глазго? Хотя, думаю, после рождения ребенка, я могу просить все, что захочу. Хоть самолет.
Отдых на уроках дал мне возможность оценить моих одноклассников. Почти во всех классах был Дрю, а также несколько парней, на которых я, наверное, не обратила бы внимания в своей старой школе, и тройка таких, в кого бы влюбилась, будь не в таком положении. А также почти все девчонки казались мне намного симпатичней меня, хотя, если подумать, сейчас даже коровы были стройней и симпатичней меня (конечно, возможно, что это только моя субъективная оценка). Может есть такие, кому нравятся беременные, а впрочем, почему бы и нет - материнство это так романтично. Ха!
Своими депрессивными мыслями я сама загнала себя в глухой угол пасмурных переживаний. И так и сидела, хмуро оглядывая одноклассников и не решаясь обернуться к Бет, боясь ее расстроить своим злым и недовольным видом. Сейчас я была похожа на истеричку.
Чтобы хоть немного поднять себе настроение, я попыталась найти что-нибудь неприятное в окружавших меня учениках. Думать долго не пришлось: девушки были одеты простовато, по сравнению со мной (особенно если учитывать их одинаковую форму), а парни прыщавы.
Только спустя некоторое время я поняла, что злорадствовала не я одна. Девушки оглядывались
Просто провинциалы, подумала я снисходительно, и ужаснулась тому, какой я стала злобной и черствой. Я ощутила вину по отношению ко всем тем людям, кого уже успела в душе заклеймить. Я подумала о том, что стала не лучше тех людей, что испортили мою жизнь в Чикаго, возможно даже хуже. Они хотя бы знали меня, я же, не зная этих людей, начала думать о них пренебрежительно. Меня не должно тешить то, насколько шикарно моя машина смотрелась на стоянке, это низко, но я ничего не могла с собой поделать. Это повышало мою самооценку, и это же заставляло смотреть на них всех свысока.
Возможно, склонность к трагизму я унаследовала от своей биологической матери - наркоманки. Но я действительно испытывала мелочное счастье, вспоминая вытянувшиеся лица школьников. Мне так отчаянно хотелось доказать им, что я лучше, чем все они, хотя подсознательно я понимала, что вызвано это неуверенностью из-за беременности. Я была совершенно другой еще несколько месяцев тому назад, доброй, отзывчивой, и никогда не стала бы так думать о других.
Но не теперь. Я наконец-то прозрела, поняла, что нельзя верить всем подряд, и что люди просто ужасны, и я тоже ничем не лучше их. Злость, эгоизм и циничность ожили во мне как мистические существа, почти обрекая на одиночество, но и заставляя каждый день вставать и смотреть на себя в зеркало, и жить назло всем.
Я сама ужасалась тому, о чем думаю, но почти 5 месяцев отделяли меня злую от меня доброй, и это был большой срок, чтобы свыкнуться с мыслью, что теперь я другая. Совершенно не похожая на них. И все же я обязана притворяться счастливой. Ради родителей. Ради будущего этого ребенка. Хотя бы ради себя,
Звонок вывел меня из темноты моих мыслей и заставил порадоваться компании Бет, ее жизнерадостности явно хватало на нас двоих, она почти заряжала меня энергией. Но на этой перемене все уже было не так, как на остальных - я просто больше не могла улыбаться и притворяться, что очень рада встрече с новым занудой, или встречать спокойно пошлые, насмешливые взгляды.
Другие ученики, как и раньше, следуя примеру Бет, подходили знакомиться, но, наверное, моя холодность и неразговорчивость оставляли их разочарованными и отталкивали от меня. Но я ничего не могла с собой поделать, лгать я не любила, а уставшей, и подавно не могла. Мне стало интересно, что будет, когда я перестану себя сдерживать. Наверняка мало найдется людей, что захотят вообще потом со мной здороваться. И самое страшное - я хотела этого, хотела, чтобы меня оставили в покое и перестали разглядывать, будто чудную зверюшку, чтобы держались подальше.
– Пора идти на ланч, - напомнила мне Бет и на ходу взяла меня за руку, я вздрогнула, но преодолела желание выдернуть ее назад. Я уже давно не давала никому возможности прикоснуться к себе. Это навевало болезненные воспоминания. Я отчужденно шла рядом с Бет, стараясь глубоко дышать, но мне казалось, что там, где ее теплые пальцы прикасаются к моей коже на запястье, загорается огонь. Неужели я становлюсь истеричкой? Еда отошла на второй план, так как я все не могла расслабиться, хотя до этого, мне казалось, я страшно голодна.