Солнце ближе
Шрифт:
— Так что давай выпьем за тебя, Виктория! — Приподнявшись, Кирилл потянулся за бутылкой, стоящей в центре стола. — Давайте, дамы, ваши бокалы.
— Почему за меня? — улыбнувшись, спросила Вика.
— Потому что за все остальное уже пили! — хихикнула Лера.
— В таком случае давайте выпьем за последнюю субботу на этой неделе…
— Перестань, Вика. — Кирилл почему-то серьезно отреагировал на их привычную и безобидную перепалку. — Мы будем пить за тебя, потому что если бы не ты, мы с Лерой так и не встретились бы. Разве я не прав?
Он пристально посмотрел на Леру.
— Не знаю… — Лера пожала плечами, раздумывая.
— Зато я знаю. Ты такая нерешительная, что без Викиной помощи никогда не осмелилась бы со мной встретиться.
— Может
Вика рассматривала Кирилла. Теперь, при более близком знакомстве, когда она уже привыкла к нему — к его голосу, глазам, улыбке, — он почему-то показался ей не таким интересным, как при первой встрече, и совсем не таким ярким, как на старой фотографии, сделанной в армии пять лет назад. Вполне обычное, почти непримечательное лицо с правильными — даже слишком правильными! — чертами. Единственное, что показалось Вике на самом деле потрясающим, — так это его улыбка. Когда Кирилл улыбался, небольшие продольные складки на щеках делали его лицо каким-то по-детски наивным, беззащитным. И именно эта детская улыбка в сочетании с мужественным овалом лица, влажным взглядом серых, слегка прищуренных глаз так притягивала. Наверное, в этом и состоял секрет его обаяния — в сочетании мужественности и скрытой внутренней беззащитности, что довольно редко встречается у мужчин. Кирилл часто улыбался — как будто знал свое секретное оружие и пользовался им исподтишка, как женщина.
Вика нахмурилась; прокрутив в голове все свои мысли, она поняла, что, наверное, слишком много выпила. Что это за бред, какое еще секретное оружие, при чем здесь женское кокетство? Вздохнув, она решила подумать о чем-нибудь другом, потому что в данный момент при всем желании никак не могла принять участия в разговоре. Лера и Кирилл, обнявшись, перекидывались короткими фразами, почти каждая из которых начиналась словами: а ты помнишь?.. Вика определенно была третьим лишним.
— Я, пожалуй, пойду. — Вика поднялась с табуретки и покачнулась, почувствовав легкое головокружение. Против ее ухода, как она и ожидала, никто не стал возражать.
— Спокойной ночи! — Лера подняла глаза. — Мы у тебя останемся, хорошо?
Вопрос был задан чисто формально — Вика не заметила в нем и тени вопросительной интонации.
— Конечно, — она в принципе и не собиралась отказывать подруге в таком пустяке, — только ты, пожалуйста, не забудь маме позвонить. А то она снова будет беспокоиться…
— Не забуду! — Лера сложила губы бантиком, что традиционно означало поцелуй, и снова пожелала Вике спокойной ночи. Ступая нетвердыми ногами, Вика отправилась в родительскую спальню, по пути бросив на диван чистое постельное белье. Немного подумав, расстелила простыню и надела наволочки на подушки — хоть Лерка и частый, но все-таки гость, а Кирилл тем более. Ну не сломалась же она от того, что постелила на диван простынку!
Вика проснулась от жажды. Она долго ворочалась во сне, понимая, что ужасно хочет пить, и все же просыпаться, вставать и идти на кухню ей тоже не хотелось. Иногда сон побеждал жажду, и тогда ей виделось, как будто она поднялась с постели, прошлепала босыми ногами по полу, открыла кран и приникла губами к холодной, прозрачной и тонкой струе. Вода была такой вкусной, что Вика никак не могла остановиться, оторваться от этого искусственного водопада, все продолжала и продолжала пить. С каждым глотком она замечала, что струйка становится тоньше и тоньше — и вот она совсем иссякла, кран заурчал… Медленно, словно раздумывая, упала последняя капля, которую Вика подхватила губами на лету. Воды больше не было, но жажда почему-то не исчезла, а стала еще сильнее. «Я сплю!» Вика переворачивалась на другой бок, силилась открыть глаза, подняться наконец с постели, но снова проваливалась в дрему, и сон повторялся.
Первые лучи позднего осеннего рассвета уже робко светили в узкую щель между оконными шторами,
«Что-то хорошее», — привычно подумала Вика, вспоминая вчерашний день. Это была ее старая, оставшаяся с детства, привычка: просыпаясь по утрам, она вспоминала вчерашний день. События восстанавливались в сознании не сразу, но вот общее ощущение рождалось моментально. Едва успевая открыть глаза, Вика уже знала, что произошло вчера — что-то хорошее или что-то плохое. Или вообще ничего — тогда никаких ощущений не возникало.
Но в это утро Вика улыбнулась, еще даже не вспомнив, что же произошло вчера и с чем именно связана ее улыбка. Смутное чувство тревоги, зародившееся где-то в глубине сознания, тут же отступило, отошло на второй план. Переступив порог родительской спальни, она вздрогнула от неожиданности и инстинктивно отступила назад.
Ровный и прямой розовый луч проникал в комнату сквозь щель раздвинутых штор, широкой полосой освещая пространство перед собой. На диване лежали два человека. Всего секунда — и Вика облегченно вздохнула, окончательно проснувшись и вспомнив, что вчера вечером Лера осталась у нее с Кириллом.
Стараясь ступать неслышно, Вика хотела пройти мимо них, но внезапно остановилась. Ей было стыдно — ведь она подглядывала! — но в то же время любопытство оказалось сильнее. Кирилл лежал на спине, на высоко поднятой подушке, повернувшись лицом к Лере, которая заснула, как маленький зверек, у него под мышкой. Его ладонь — большая, жесткая, настоящая мужская ладонь — лежала на ее маленьком плече, даже во сне слегка его сжимая. Спутанные волнистые волосы разметались по подушке в разные стороны, окружая Лерино бледное лицо сияющим в утреннем свете нимбом. Белая кожа была почти прозрачной — так отчетливо Вика вдруг разглядела на Лериной коже мельчайшие сосуды. Она казалась доверчивой и беззащитной, а он — сильным, почти что всемогущим… Вика улыбнулась и вздохнула, искренне и по-доброму позавидовав подруге.
Сделав наконец первый глоток воды, она почувствовала настоящее блаженство. Целый бокал Вика осушила за считанные секунды, на едином вдохе, едва не поперхнувшись. Шумно выдохнув, она поставила бокал на стол и, прищурившись от яркого света лампы, огляделась.
На кухне царила полнейшая разруха. Пепельница, полная окурков, полупустые вазочки и тарелки с нарезанной колбасой и сыром, надкусанный бутерброд — прямо на столе, по соседству с замысловатой дорожкой жареной картошки, совершенно непонятным образом петляющей по всему столу, усыпанному хлебными крошками. Как будто кто-то специально раскладывал эту картошку… Посреди всего этого безобразия — лужица темно-вишневой жидкости и пустая бутылка, гордо возвышающаяся на самом краю.
Вика стояла в полной задумчивости — она еще до конца не проснулась, и выпитое накануне вино все же давало о себя знать. К тому же слишком сильно хотелось спать, а потому на подвиги что-то не тянуло. В то же время Вика себя знала: все равно ей теперь не уснуть. Даже и пытаться не стоило — грязный стол так и будет маячить перед глазами до тех пор, пока она его не уберет. Даже присниться может… Кошмар! Обреченно вздохнув, первым делом Вика вытряхнула пепельницу, а затем решила взбодриться и поставила на плиту чайник — еще ни одно утро в Викиной сознательной жизни не прошло без чашки кофе. Пока он закипал — медленно и робко, как будто не понимая, что, собственно, с ним происходит, почему его так грубо потревожили, — Вика сложила всю посуду в раковину, залила горячей водой. Решительно намочила тряпку, вытерла разлитое вино. Шум закипающего чайника показался ей слишком громким и настойчивым, и она осторожно прикрыла кухонную дверь, чтобы звуки не проникали в комнату.