Солнце ближе
Шрифт:
— Всего лишь ириска. — Кирилл удрученно жевал и смотрел на Вику печально.
— А ты что думал?
— Не скажу. Кстати, свекла в перечне продуктов мамой Лерой была отмечена особо.
Небольшая пауза в его ответе была почти неразличима, а потому показалась Вике несущественной.
— Свекла, — Вика сморщилась, как будто ей в рот положили кусок лимона, — не хочу. Не люблю. Ненавижу!
— Напрасно. — Кирилл, совсем забыв о маскировке, с явным удовольствием жевал ириску, а оттого слегка шепелявил. Порывшись в пакете, он извлек оттуда еще один пакет, меньшего размера, неуверенно развернул его и обнаружил
— Яйцо в утке, утка в зайце… — тоскливо протянула Вика. — Я не понимаю, ты что — собираешься заставить меня есть свеклу?
— Мне сказали, что она тебе необходима. Лера просила, чтобы я проконтролировал.
— То есть я должна съесть ее у тебя на глазах?
Он кивнул.
— Всю?
Кирилл пожал плечами.
— Сколько сможешь.
Вика вздохнула и, протянув руку, забрала у Кирилла ненавистный сверток.
— Я не понимаю. Я отказываюсь понимать, почему мне нельзя есть ее с майонезом.
Свекла была порезана на круглые ломтики. Брезгливо поморщившись, Вика закрыла глаза и засунула в рот одну бордовую дольку.
— Что… что случилось? Ты что так смотришь? — спросила она у Кирилла, отметив необычное выражение его лица.
— Ты как вампир, — медленно произнес он, — вампир, напившийся крови. У тебя губы, десны, даже зубы красные.
Он говорил, не отводя взгляда от Викиного рта, и это ее смущало.
— Эй, Кирилл, — она отвела руку в сторону и щелкнула пальцем, — оторвись. Ты что, действительно никогда в жизни не видел обыкновенного вампира?
Он наконец посмотрел ей в глаза, но ничего не ответил и только покачал головой. Некоторое время она ела свеклу в полной тишине.
— Вкусно?
— Мерзко. Хочешь попробовать?
— Да нет, спасибо, я уже обедал.
— Ну так поужинай.
Вика настаивала уже всерьез, почувствовав какой-то странный и неуместный спортивный азарт.
— Знаешь что, Вика…
Он вдруг решительно забрал у нее из рук бумажный сверток и дернул оконный шпингалет. Рама легко распахнулась — и в следующую секунду Вике пришлось слегка пригнуться, чтобы ее не задел летящий мимо головы «снаряд». Все произошло настолько быстро, что Вика не успела ничего понять, оглянуться и увидеть, как злополучная свекла шлепнулась на асфальт посреди больничного двора, высыпалась из пакета… Одно колечко даже покатилось.
— Птички скушают. Им полезно… Гемоглобин, говорят, повышается. Отойди немножко, я окно прикрою, чтобы ты не простыла.
Он смотрел как ни в чем не бывало, словно не находя ничего особенного в том, что произошло. Вика сперва онемела от изумления и только вглядывалась в его лицо, пытаясь понять, что же это было — акт милосердия? Некоторое время они молчали, а потом он вынул из внутреннего кармана куртки носовой платок, слегка притянул ее к себе и принялся вытирать рот. Вика стояла не двигаясь, скосив глаза вниз, и наблюдала за движениями его пальцев, когда они слегка касались ее губ, прислушиваясь при этом к собственным ощущениям. Она подняла глаза.
— Не знала, что ты так озабочен уровнем птичьего гемоглобина.
— Ну вот, теперь лучше. — Он придирчиво осмотрел Вику, как будто она была не Викой, а картиной, художественным полотном, а сам Кирилл являлся не кем иным, как автором этого творения. — Ты многого обо мне не знала. Разве не так?
— Так, —
— Про свеклу? — зачем-то уточнил он.
Вика собиралась ответить, но в этот момент его лицо вдруг приблизилось вплотную, и она почувствовала на своих губах его влажные и властные губы. Потом был сладкий привкус вареного сахара, вкус любимых конфет… Она не успела ни о чем подумать. Секунда — и он отстранился, как будто и не было ничего…
— Не скажем. Конечно, не скажем. А теперь извини, Вика, мне пора. Поправляйся.
Он на секунду сжал в своей прохладной ладони ее теплые пальцы, сразу же отпустил и не оборачиваясь сбежал вниз по ступенькам. Вика еще долго стояла без движения, глядя в одну точку — туда, где, мелькнув, скрылся его силуэт. Стояла до тех пор, пока проходившая мимо медсестра не загнала ее обратно в палату. Вечером она долго читала, а потом, уже ложась спать, решила, что на следующий день непременно расскажет Лере обо всем, что случилось.
Оконный проем в больничной палате, где лежала Вика, представлял собой своеобразную рамку, обрамляющую живую картину. Ночью это были луна и звезды, вечером — розовые сумерки, днем — ослепляющее золотом прозрачное осеннее небо. Солнце катилось по нему, строго соблюдая время и траекторию движения. Где-то около девяти часов утра оно показывалось в верхнем правом углу окна, задорно выглядывая из-под серой шторы. Потом серьезно и тихо смотрело в окно, медленно скатываясь вниз — с облака на облако, как по ступенькам — и наконец замирало в левом углу, как будто не хотело покидать эту нелепую, недостойную его величия и великолепия рамку с облупившейся краской… Именно в тот самый момент, когда солнце замирало, обычно появлялась Лера. Было около пяти, разговорчивая соседка на некоторое время замолчала, отыскав что-то интересное в свежем номере газеты «Арбат». Вика немного нервничала.
Вспоминая события прошедшего дня, Вика иногда думала, что все это ей приснилось. Того, что было, быть просто не могло. Но в тот же момент вспоминалась и пауза в разговоре, двусмысленное разочарование от ириски, взгляд, прикованный к губам, — и она понимала, что это был не внезапный порыв. Но тогда, черт возьми, что это было?!
Вика прислушивалась к себе, пытаясь понять свои ощущения и свое отношение к тому, что произошло. Она думала очень долго, но потом внезапно поняла, что слово «произошло» она мысленно произносит слишком уж часто. «А что, собственно, произошло? Бред какой-то. Наверное, все это мне просто приснилось…»
И тем не менее она собиралась рассказать Лере свой сон во всех подробностях. Солнце уже скрылось из поля зрения, когда дверь скрипнула и Лера наконец появилась. Волосы, наскоро собранные в низкий пучок на затылке, казались влажными и чуть ярче, чем обычно, отливали красным. Тут и там из прически выбивались мелкие пряди, обрамляя круглое Лерино лицо воздушным нимбом и делая его похожим на лицо ребенка. Какой-то новый джинсовый сарафан супер-макси почти волочился по полу, ботинки на внушительной платформе и коротенькая стеганая курточка — весь этот наряд был Лере очень к лицу. Вика, пропахшая больницей, в ужасном халате в горошек и стоптанных тапочках казалась самой себе просто отвратительной.