Солнце больше солнца
Шрифт:
После услаждающих трудов все притихли, не сразу отойдя от только что пережитого. Девушки вскипятили чайник, компания пила из кружек чай с колотым сахаром вприкуску; ели бруснику. Илья просил девушек помогать Марии по хозяйству, и все четверо отвечали согласием: подруги они были преданные. Работы же в покинутом парнями дворе было много, взять хоть ту же молотьбу. Каждой и у себя дома хватало дел вдосталь, и приходилось думать: как долго предстоит прятаться в лесу Илье и Маркелу? До Саврухи доходили вести, что красные на Волге бьют белых: отобрали Казань и, кажется, и Симбирск,
Обреев сказал, что если дом и землю отберут, то не зря же он учился, пускай и недолго, ремеслу шорника, кузнечному и плотницкому делу.
– Проживу, лишь бы жить давали! – заявил он деловито и тревожно и отправил в рот горсть ягод.
Маркел произнёс задумчиво:
– А по мне – без земли лучше. Не хочу пахать, мужиком жить.
Все заинтересовались, куда он хочет отправиться.
– Никуда, мне здесь в нашем краю хорошо, нравится он мне! – с чувством проговорил Маркел. – Офицер, который у нас стоял, сказал, что дороги плохие, не хватает элеваторов, паровых мельниц и ещё много чего. Значит, победи белые, они будут всё это восполнять. И, конечно, займутся и пожарным делом. Я думаю, в сёлах будут свои пожарные, и в Саврухе – тоже. Вот мне и дело. Постараюсь в старшие выйти.
– Неплохо надумал – чай, гореть не перестанет! Лишь бы жалование платили хорошее! – поддержала Варвара восхищённо, как, несомненно, поддержала бы и желание Маркела стать коновалом.
Обреев с усмешкой в глазах сказал ему:
– При красных, может, и побольше будет гореть – тоже станешь пожарным? или, думаешь, они не заведут пожарных в каждом селе?
Маркел языком погонял во рту кусочек сахара, отхлебнул из кружки чая, заговорил, глядя на багровые угли в камельке:
– Если победят красные, важное будет другое. Что-то будет делаться для великой мировой силы. И я возьмусь ловить тех, кто против идеи всемирного могущества.
– Это в нашем краю-то? – обронил Илья так, словно услышал несуразность. – Да здесь как было, так и будет: избы, плетни, коровьи да овечьи стада. – Он презрительно хмыкнул, заключил с издёвкой: – Великая сила!
Маркел, не потеряв спокойствия и всё так же глядя на раскалённые угли, сказал:
– В нашем краю, в нашем доме о ней открыл нам человек! – вспоминая Москанина, произнёс размеренно:
– Хочу, чтобы и в наших местах было сотворено нужное для титанической мировой силы.
– Чтобы железный плот пролетел? – продолжал трунить Илья.
– А хоть бы и он – от нас и на вражеские страны! – ответил Маркел гордо: – Я верю!
29
Парням изо дня в день попадались жёлто-коричневые лисички, беловатые маслята, сине-жёлтые сыроежки, красноватые рыжики и разные другие грибы, а потом пошли всё больше золотисто-медовые зимние опята. Холодеющие ночи упреждали о близящейся зиме, в камельке до утра горел валежник. Какая-нибудь из подруг, в то время как остальные трудились по хозяйству, привозила хлеб, сливочное масло, яйца. И новости.
31 октября 1918 года наступавшая со стороны Самары 24-я Симбирская
И парни, через неохоту, возвратились из леса домой, стали чистить хлев и конюшню, домолачивать хлеб.
Прошло с неделю; в холодный, с порхающими снежинками ноябрьский полдень Илья и Маркел на гумне оправляли омёт, а когда вышли из-за него, увидели троих военных около конюшни. Приблизившись к ним, парни заметили у них на папахах красные звёздочки. Два красноармейца придерживали рукой ремни висевших за плечом винтовок, третий был в офицерской, со срезанными погонами, шинели на меху, винтовки не имел, кобура чёрной кожи на поясе сбоку окончательно подтверждала, что он не рядовой. Этот человек уже успел заглянуть в конюшню и стоял, поджидая Илью и Маркела. Шинель была для него чересчур длинна, на большом лице печатью лежала строгость.
– У белых в какой части служили? – спросил он парней придирчиво-грозным тоном, переводя с одного на другого требовательный взгляд.
– Не-е, мы у них не служили, мы скрывались, товарищ, – сказал с теплом в голосе Илья и улыбнулся.
– А не врёшь? – отрывисто бросил военный, явно любящий устраивать выволочку.
Обреев, став собранно-сосредоточенным, произнёс:
– На такие вопросы я не вру! – и убеждённо-сурово добавил: – Нельзя!
Он напустил на себя почтительный трепет перед красным начальником, что тот принял как должное и привычно повысил голос:
– Я провер-рю!
Упёр тяжёлый взгляд в Маркела:
– Сам не богатырь, а шея толстая, что молчишь? Робкий?
– Я не по робости к белым не пошёл, – твёрдо заявил Маркел и заключил пренебрежительно: – Нужны они мне!
– А им ты так о нас говорил! – произнёс красный, напирающе крикнул: – А-аа?! Не-ет?!
– Никогда! – крикнул вдруг и парень в душевном подъёме. – У них на уме элеваторы, дороги, ну, может, больницы тоже. А идея мировой силы?!
Красный начальник, не вникая, обрезал:
– Ладно! Проверю!
Пошёл по двору, кивнул на баню и флигелёк, которые стояли без крыши, чернея обугленными поверху стенами.
– Почему горело?
Илья заговорил доверительно-сердечно:
– Мы тут были батраками, а когда весной пришли красные товарищи, они дали нам пользоваться, – он указал взглядом на конюшню, на хлев, пояснил: – нам двоим и кухарке – двух, значит, лошадей и корову. Ну, прочих лошадей, скот и хлеб взяли. А при белых, – продолжил парень уже мрачно, с нотой осуждения, – здешние богачи по своей зависти сделали поджог.