Солнце цвета крови
Шрифт:
– Как всегда по приказу моего государя. – Гибкий красавец склонил голову, и меч его, обнажившись, сверкнул отражением кровожадной ухмылки. – Ну что, выходи, кто не боится!
Вемунд заворчал, рука его потянулась к секире, покраснел от ярости Нерейд, даже на лице Кари обозначилось недоуменное выражение – как, нас обидели? Даже Ивар ощутил, как сердце застучало чаще, и сам испугался собственного желания выйти на бой…
– Тихо всем! – Окрик конунга хлестнул больнее плети. – Я сам!
Ослушаться приказа не посмел никто.
Викинг и рыцарь сошлись на пустом пространстве между
– До первой крови! – торжественно объявил Артур и опустил воздетую руку.
Зал наполнился звоном и лязгом. Лезвия превратились в размазанные полосы света, а сами бойцы – в стремительно пляшущие тени. Мгновение – и они вновь стоят друг напротив друга, тяжело дыша, а по лицам, покрасневшим от напряжения, стекают густые, точно свечное сало, капельки пота…
Еще миг – и они схлестнулись вновь. Замелькали клинки, словно хищные рыбы, мчащиеся в толще вод. Атака следовала за атакой без перерыва, никто не мог взять верх, и Ивар ощутил, как от напряжения закусил губу, ожидая развязки…
– Прекратить! – Голос короля подобно колоколу прокатился по залу, заставив поединщиков замереть. – Мы видим, что искусство ваше одинаково, а жизнь любого из вас равно дорога нашему сердцу… Объявляем ничью!
Хаук поклонился противнику с тем же непроницаемым выражением лица, с каким он и начал бой, а вот лицо Ланселота пылало. Алые пятна досады расплылись по его щекам, губы рыцаря тряслись, а поклон вышел неловким. Не привык первый боец Камелота завершать поединок без победы…
Артур тем временем объявил состязание в кулачном бое. На свободное место выбрался чудовищно толстый, невесть каким образом втиснутый в доспехи рыцарь с окладистой черной бородой. Рожа его шириной превосходила котел, а в пузо можно было поместить бочку. В поклоне, который он отвесил королю, было мало смирения.
– Балин Свирепый, – почти выплюнул Увейн Ивару в ухо. – Ударом кулака сшибает медведя. Нелегко придется тому, кто выйдет с вашей стороны.
Но даже Рыцарь Льва примолк, когда напротив Балина встал Кари Ленивый. Он был на голову выше противника и не уступал тому в ширине плеч. Обитатели Камелота разразились бурей приветственных восклицаний, послышались восхищенные ахи женщин, одна из двух сестер короля плотоядно облизала губы широким красным языком.
– Бить по очереди, закрываться и уходить от ударов нельзя! – объявил Артур правила поединка. – Тот, кто первым не устоит на ногах, – проиграет!
– Первый удар я отдаю гостю! – пробурчал Балин презрительно.
Кари пожал плечами и тут же ударил. Кулак его, похожий на бугристый булыжник, с треском саданул Свирепого в лоб. Того подбросило над полом, точно пушинку. Еще мгновение – и Балин Свирепый рухнул под ноги пирующим. Загрохотали доспехи.
Чернобородый рыцарь попытался подняться, но руки его подламывались, и со слабым стоном он растянулся на полу.
– Наша победа! – взревел Вемунд, потрясая кулаками. За ним завопили прочие
– А не посостязаться ли нам в благородном искусстве питья? – Предложение Арнвида змейкой проскользнуло сквозь вал криков и восклицаний, бушующих в пиршественном зале, и услышал его почти каждый.
– Отчего же нет, – согласился Артур, чье лицо после поражения королевского поединщика было белым, как птичий помет. – Кэй!
Арнвид и его курчавый противник были усажены за специально принесенный стол. Двое дюжих слуг, пыхтя и отдуваясь, взгромоздили на него полную бочку пива. Состязающиеся по очереди наполняли почти ведерные чаши и, произнося здравицу, опрокидывали их в себя. Поначалу все шло гладко.
– За здоровье короля! – И рыцарь Кэй лихо утирает с губ белую пену, похожую на морскую.
– Во славу конунга! – И лысина Арнвида вдруг покрывается мелкими бисеринками пота.
Бочка пустела, завороженные зрители старались угнаться за эрилем и сенешалем, и здравицы постепенно начали утрачивать связность.
– 3-за Бр-рррит… ик… анию, мать вашу… иии… нашу! – Доблестного рыцаря слегка заносит вбок, и ему стоит немалых усилий усидеть на стуле.
– О… о… о… – Кажется, что Арнвида заклинило на одной букве и более ничего он выговорить не может. Но эриль корчится, словно пойманный тунец, и с губ его срывается неведомый доселе в Камелоте боевой клич: – Одину слава!
Нетвердой рукой Кэй зачерпывает из бочки. Лицо его краснее, чем созревшая земляника. Ковш с пивом дрожит, точно драккар в бурю, и липкая темная жидкость заливает стол…
С деревянным стуком черпак соприкасается с полом и с точно таким же стуком голова рыцаря падает на столешницу. Доски трещат, но с честью выдерживают удар.
– Я… победил!.. – слегка запинаясь, но гордо изрек Арнвид. – Во славу Тора!
Когда эриль подошел к своим, то стало видно, что глаза его круглые, как у совы, и совершенно белые. Разговаривать знаток рун и сказаний более не мог, лишь шептал что-то невнятное.
Ивар, возгласив здоровье Увейна, Рыцаря Льва, проглотил еще кубок пива, и с этого момента его воспоминания стали отрывочными. Помнился только резкий запах блевотины из-под стола, трепещущие багровые блики от факелов вокруг и громкий голос конунга, хвастливо возвещающий:
– Конечно! Что не под силу твоим воинам, о король, мы выполним с легкостью!
После этого все померкло.
Очнулся Ивар оттого, что в глаз уперся солнечный луч. Прямой и острый, как копье, он жалил горячим наконечником, и, подняв веко, молодой викинг едва не вскрикнул от боли. Повернувшись на бок, он осознал, что болит все тело, и попытался воссоздать в памяти завершение вчерашнего пира.
Более чем безуспешно.
С некоторым усилием оглядевшись, он обнаружил, что лежит, заботливо укрытый шерстяным одеялом, в гостевых покоях, что вокруг стоит перегарный смрад, а уши терзает хорошо знакомый храп Вемунда. Толстяк спал прямо на полу, широко раскинув руки, и казалось, что стены Камелота в испуге сотрясаются, внимая ужасным звукам, вырывающимся из его чрева.