Солнце цвета ночи
Шрифт:
– Кольчуги? – взгляд ольмека был как у ребенка, впервые увидевшего драккар.
– Ну да, – рыжий викинг подтянул к себе рубаху из металлических колечек, развернул. – Вот, видишь? Она от стрелы защитит, если на излете, от меча или копья – если удар вскользь или лезвие тупое.
– И откуда… вы все это узнали? – голос ольмека дрогнул. – От богов?
– Сомневаюсь, – хмыкнул Ивар. – Им вряд ли есть дело до того, чтобы вооружать людей.
– А почему вы не молитесь? Не приносите жертв?
– Почему не молимся? – Нерейд убрал меч в ножны и с хрустом
– Коня? Овцу? – глаза у ольмека становились все больше, так что Ивар испугался, как бы вовсе не выскочили из черепа.
– Животные такие, – объяснил он. – Вроде оленя.
За проведенное в Ольмекане время викинги поняли, что местные не знают ни коров, ни другой крупной живности, а держат больших кур, называемых индейками, собак да еще кроликов.
Выяснили также, что железа тут добывать не умеют, а лезвия мечей и наконечники копий делают из темного камня, добываемого в горах и именуемого обсидианом.
– Понятно, – ольмек покачал головой. – А наши боги требуют жертв постоянно. Если не смазывать когти отца-Ягуара жертвенной кровью, то он не сможет толкать мир дальше.
– Что значит «толкать мир»? – спросил подошедший Рёгнвальд.
К месту разговора постепенно сходились другие викинги.
– Ну как же? – ольмек повернул голову, вглядываясь в лица волосатых чужаков, в блестящие любопытством глаза. – Ведь мир наш поворачивается, и если его не толкать, то солнце не взойдет…
– Угу, понятно, – сказал Ивар, хотя понял не так чтобы уж очень много. – А что за кровь любит ваш Ягуар?
– Человеческую, – сказал ольмек с довольной улыбкой. – Единственная пища, достойная бога – та, что плещется в наших жилах. И прочие боги также вкушают ее – Шипе Тотек, властелин солнца, Тлалок, нагоняющий дождевые тучи, орошающий поля, благие владычицы, давшие нам кукурузу. А вы что же, не приносите человеческих жертв?
– Случается, – Ивар пожал плечами, вспоминая, как его мечом был зарезан император Миклагарда, и как оседлавший Слейпнира Один появился в небе, чтобы принять посвященную ему жертву. – Но каждое такое приношение – добровольный дар, меня никто к нему ни принуждает…
– Да? – ольмек дернулся, на тощей шее заходил туда-сюда бугорок кадыка. – И вы не боитесь, что мир погибнет?
– Он так и так погибнет, будем мы бояться или нет, – Нерейд широко улыбнулся, став похожим на рыжего кота. – Час Рагнарёка придет, что бы мы ни делали.
– Но ногти у мертвецов обстригаем, чтобы Нагльфар медленнее строился, – добавил Сигфред. – Да и умереть стараемся в бою, чтобы росла дружина Одина, а не сила Хель.
– А я подумал, что вы приносите жертвы, когда сражаетесь, – сказал ольмек, хлопая ресницами. – Ведь вы не взяли ни одного пленника, а зарубили всех на месте, и кричали при этом что-то… Имена богов, наверное.
– Хмм, да, – даже под загаром было видно, что Нерейд покраснел. – Что мы в бою кричим, то да…
– На
– Ладно тебе, – Ивар нахмурился. – И так у нашего приятеля голова кругом, а тут ты еще…
Ирландец обиженно замолчал, а ольмек поднялся.
– Спасибо, – проговорил он, поклонившись. – Да будут благосклонны к вам боги.
– Крепко мы его удивили, – проговорил Рёгнвальд, когда гость скрылся во мраке.
– Как бы самим не удивиться, – кивнул Ивар. – Ладно. Утро вечера мудренее, так что давайте спать.
Костер потихоньку затухал, пламя опадало, от углей шел ровный жар. Ивар лежал, вслушиваясь в ровное сопение засыпающих соратников, а потом сам не заметил, как задремал.
Деревья стояли вдоль тропы огромные и толстые, точно колонны в халифском дворце, между коричневыми стволами порхали крупные бабочки, птицы оглашали воздух резкими криками.
Из под ног поднималась мелкая пыль, оседала на одежде, набивалась в волосы. Викинги шагали понурые, обливались потом, лениво отмахивались от кровососов.
В путь сегодня пустились с самого утра, преодолели не одну милю по жарким джунглям. Сама тропа за последние два дня расширилась, превратившись в настоящую дорогу, правда без привычных глазу следов от колес.
К полудню, когда солнце совсем озверело, дорога вывела к кукурузному полю: початки на верхушках стеблей покачивались с негромким шелестом, блестели крупные зерна, похожие на крошечные золотые слитки.
За полем открылась река, неширокая, но солидная, без быстрин, водоворотов и легкомысленного журчания. Тут тащившие носилки рабы остановились, и посланец, бренча украшениями, выбрался на дорогу.
– Точтепек покажется скоро, – проговорил он, без особой приязни глянув на викингов. – Будьте готовы предстать перед сыном Ягуара.
– Мы-то всегда готовы, – Нерейд громко икнул.
Посланец сказал пару слов одному из воинов, тот поклонился и побежал вперед.
– Чего это он? – удивился Кари, глядя на посланца, пошедшего пешком вместе с остальными.
– Не положено ему к конунгу иначе как пешком подходить, – объяснил Рёгнвальд.
Среди ветвей мелькнули очертания чего-то большого, массивного, деревья отступили в стороны, стала видна огромная пирамида, возносящая к небесам острую верхушку.
Ее коническое тело обвивала дорожка, в стороны от подножия тянулись напоминающие крылья земляные насыпи. Вокруг исполинского сооружения толпились разномастные хижины, тут и там торчали странные остроконечные дома.
– Нас встречают, – проговорил Нерейд, и Ивар опустил взгляд.
Поперек дороги рядами стояли воины со сверкающими топорами из меди, жрецы в длинных одеяниях, а впереди всех располагался тщедушный человечек. От него исходило мягкое золотистое сияние.
Ивар моргнул, решив, что показалось, а в следующее мгновение понял, что солнце играет на золотых украшениях, которыми сын Ягуара был обвешан с головы до ног.