Солнце далеко
Шрифт:
За шесты взялись все, кто только мог, но все оказалось напрасным. Место было глубокое, берег крутой, о переходе вброд нечего было и думать.
На пароме началась суматоха.
— Что мы будем делать?
— Гребите винтовками!
— Отрывайте доски!
— Я доберусь вплавь!
— А мне как быть, если я не умею? Только и остается, что повесить винтовку на шею да прыгнуть в воду!
— Тише! Тише, товарищи! Никому не двигаться с места, — свирепо кричал Павле, стараясь остановить расхаживающих по парому людей.
Боязнь
Комиссара не слушал никто. Бойцы гребли прикладами. Они руками отводили в сторону застывающую ледяную кашу. Некоторые пытались стволом винтовки отодрать доски со дна парома. Другие тянули за трос. Несколько человек, не зная, что делать, в полной растерянности беспомощно разводили руками и кричали на тех, кто пытался хоть что- нибудь предпринять.
Несколько мгновений Павле тоже не знал, что делать и на что решиться. Он только непрерывно повторял: «Товарищи, без паники! Только без паники! Выберемся!» Но как выбраться, он и сам не мог сказать.
Он понимал только, что он должен говорить именно так. Несмотря на полное свое отчаяние, он ясно видел, что наступил момент, когда одной храбрости мало, когда хладнокровие и сообразительность решают все. Поэтому он собрал последние силы, стараясь владеть собой и сохранять спокойствие. Обращаясь к собственному опыту, он пытался припомнить все, что знал о лодках и о паромах на Мораве. Но все было напрасно. И поэтому, обманывая себя, он дрожащим, умоляющим голосом подбадривал окружающих.
А по берегу бродили партизаны во главе с Вуком. Они копались в снегу, собирая палки, доски, ветки — все что попадало под руку.
— Давайте пустим паром по течению — и нас прибьет к берегу, — предложил кто-то.
— А если не прибьет и паром вмерзнет в лед посреди реки, что тогда?
— Ничего. Все равно один раз помирать!
— Один раз, да не так.
— Неужели же нас здесь всех перебьют?.. Как в клетке!
— Никогда я не думал, что умру такой глупой смертью. Эх, Павле, что же это ты наделал!
— Только сумасшедшие переправляются через Мораву в такую погоду.
— Молчать! Перестаньте болтать! — закричал Павле.
— Нет, теперь не то что штаб, а родной отец не заставит меня полезть в воду!
— Нечего распускать слюни! Только о своей шкуре и думаешь! Как тебе не стыдно перед крестьянином!
— Что ты мне на мозги капаешь! Ты сознательный, а я дурак — так, что ли?
— Нет, я поплыву, другого выхода нет.
— Успокойтесь, товарищи, говорю вам. Ни слова больше! — крикнул Павле. — И стараясь не дать людям погрузиться в безнадежное отчаяние, только что бы что-нибудь делать, добавил: — Давайте дружно грести винтовками, а вы навалитесь на шесты!
Но все было напрасно. Паром только слегка подвинулся углом вперед.
— Трос порвется, — испуганно сказал молчавший все время крестьянин.
Луна
— Что же делать? — спросил кто-то со злобой в голосе.
— Что-нибудь умное и полезное. Не так страшен черт, как его малюют, если хочешь знать! Вук, ты что предлагаешь? — понизив голос, обратился Павле к командиру. Что-то бормоча, Вук беспомощно стоял на берегу.
— Надо добраться на руках по проволоке до троса и вытащить паром на берег, — после долгого молчания предложил Вук.
— А ты сможешь это сделать? — спросил Павле с трепетом. — Проволока слабая, провиснет.
— Когда-то я забирался так до середины Моравы. Надеюсь, что у меня еще хватит сил, — ответил Вук.
Партизаны на берегу подняли Вука и помогли ему ухватиться за переброшенную через реку стальную проволоку, по которой на блоке ходил трос, привязанный к парому. Взявшись руками за холодную сталь, Вук вдруг вскрикнул и упал на снег.
— Кожу с ладоней сорвало, — простонал он. — Дайте перчатки.
Кто-то протянул ему кожаные перчатки, и его снова приподняли. Перебирая руками и извиваясь всем телом, он стал продвигаться по проволоке. Провисшая проволока дрожала, поскрипывая на деревянных крестовинах, к которым она была прикреплена у берегов.
На пароме наступила напряженная тишина, исполненная страха и надежды. Стоявшие на берегу сбились в кучу. Сорок человек думали только об одном: «Выдержит ли Вук?»
Все знали, что это последняя попытка спасения. Если у Вука ничего не выйдет, тогда… Но никто не знал, что тогда будет.
Люди стояли, затаив дыхание и дрожа, словно ожидали смертного приговора.
От напряжения и страха у Павле остановилось дыхание. Он задыхался и до боли сжимал челюсти.
Ему казалось, что он видит какой-то страшный сон. Ему хотелось, чтобы сон этот кончился как можно скорей, а сон все длился, бесконечно длился. Все вокруг будто покрылось туманом — и замерзающая река, и люди на пароме, дрожащие от страха, и вытянувшийся человек, висящий на проволоке.
Вук остановился, повиснув над рекой. Сорок партизан замерли, затаив дыхание. Люди сжали кулаки, им казалось, что командир, висящий на проволоке, — это они сами, что все они, сорок человек, повисли над ледяной кашей.
— Не бойтесь!.. Справлюсь! — крикнул командир в ответ на немой вопрос своего отряда и продолжал передвигаться, покачиваясь над рекой.
Добравшись до троса, Вук перебросил одну руку через проволоку и остался висеть над водой. Под его тяжестью проволока прогнулась и опустилась. Ноги его теперь касались жидкой ледяной массы.
Никто, в том числе и сам Вук, не продумал заранее, как он будет, одной рукой таща трос, перебираться по проволоке обратно. И сейчас никто, кроме Вука, даже не подозревал об этой новой, непредвиденной трудности.