Солнце для любимой

Тернер Дебора

— Хорошо, но почему, ты можешь сказать, черт подери? — взорвался он. — Почему ты переспала со мной, а потом исчезла, как привидение? Могла бы хоть позвонить и честно все объяснить.

— Клайв, мне не нравится быть любовницей миллиардера. Меня это унижает, — устало сказала Стефи, понимая, что рассказать ему всю правду, наверное, не сможет никогда.

— Но если ты хотела чего-то большего от наших отношений, ты должна была только намекнуть. — Стэнворд явно не понял смысла ее слов.

—

Да не хотела я ничего, — с равнодушием в голосе выговорила девушка. — За пять лет я привыкла быть свободной. Меня не прельщает мысль, что мужчина может получить право пользоваться мной, когда захочет.

— Значит, ты так понимаешь отношения между мужчиной и женщиной? Интересно, — сказал Клайв с сарказмом. — Ты, стало быть, феминистка, а меня использовала, как подходящий инструмент для лишения девственности. Больше, по-твоему, я ни на что не гожусь.

От этих слов Стефани стало противно. Она вполне отдавала себе отчет в том, что на самом деле очень хотела его увидеть, но сейчас ей расхотелось с ним разговаривать.

— Ну и что мисс феминистка теперь поделывает со своей свободой? — не унимался он. — Нашла себе новое место работы в каком-нибудь второсортном кабаке?

У девушки возникло вялое желание его ударить. Она даже рассмотрела эту возможность, но решила, что слишком слаба для того, чтобы встать.

— А почему ты так плохо выглядишь? По-моему, ты похудела килограммов на пять. Ты что, сидишь на какой-то новомодной диете? Или тебе не на что жить и ты голодаешь?

Стефи не успела обдумать свой ответ, потому что слова сама вырвались у нее.

— Нет, просто я беременна, — сказала она, тут же испугавшись своих слов. Но было уже поздно. Теперь она молча глядела на него, наблюдая, как меняется выражение его лица. Она не смела вздохнуть в ожидании его ответа.

Наконец он произнес упавшим голосом:

— Ясно. — Потом помолчал и зачем-то спросил: — Тебя тошнит по утрам?

— Нет, — ответила она. — Не совсем.

— Что значит, не совсем? — опять взвился он. — У тебя такой вид, будто ты сейчас отдашь Богу душу. Что с тобой?

— Просто не хочу есть. Слабость. Головокружение. Больше ничего, — отрапортовала Стефи равнодушно. Потом прибавила на всякий случай: — Это вполне нормальный процесс беременности. Скоро должно пройти.

— Ты была у врача?

— Да, вчера.

— Почему ты мне не сообщила? — наконец задал Клайв давно ожидаемый ею вопрос.

— Я как раз собиралась написать. Я же сказала, что только вчера была у врача. Раньше мне не приходило это в голову. — Помолчав, она спросила: — А что бы ты сделал, если бы знал об этом?

— Интересного ты обо мне мнения! — сказал Клайв. — Я искал тебя почти месяц,

нашел буквально чудом. Слава Богу, что у твоей тетки случился день рождения, а у Джоанны было записано, где она живет. Потом мне стоило немалого труда убедить Кристину дать мне твой адрес. Она ни за что не хотела мне его говорить, пришлось применить военную хитрость. Неужели ты считаешь, что я бы не приехал к тебе, зная, что ты беременна и совсем одна. Или ты думаешь, что я не захочу признавать собственного ребенка?

Готовится к роли Роджера Уильямса, пронеслось в голове у Стефи. Он уверен, что я уже готова броситься перед ним на колени и молить о защите и поддержке.

— Нет, — сказала она, поджав губы, — я так не думаю. Но ведь это не твоя вина. — Она посмотрела на него испытующе, но его лицо оставалось непроницаемым. — Я знаю, что ты не хотел этого и сделал все возможное, чтобы этого не случилось.

— Как видишь, не все возможное, потому что это все-таки случилось, — ответил Клайв. — Что ты теперь намерена делать?

Стефани вздохнула и сказала решительно:

— Я намерена делать то, что будет лучше для ребенка.

Его глаза сузились.

— И что это значит?

— Это значит, что у него или у нее должен быть отец. Впрочем, ты, если не хочешь, можешь не принимать в этом участия.

В комнате повисла тишина. Потом Клайв произнес:

— Но я хочу принимать участие в воспитании моего ребенка. Поэтому я предлагаю вернуться в Штаты и пожениться.

— Пожениться? — Стефи поежилась и выпалила: — Нет!

Она, видимо, сильно побледнела, потому что Клайв сходил в кухню и налил ей воды. Когда он отдавал девушке стакан, их пальцы встретились, и она снова почувствовала, с удивлением и страхом, как огонь от его горячих пальцев проникает ей в самое сердце. Она отдернула руку, пролив половину воды на пол.

— Да не надо так вздрагивать. Я тебя не съем, — проговорил Клайв почти с жалостью.

Он отобрал у Стефи стакан и поднес к ее рту. Она решила не сопротивляться и глотнула, с облегчением чувствуя, как прохладная жидкость гасит жар у нее внутри.

— Я знаю, что феминистки предпочитают воспитывать детей самостоятельно, но если ты хочешь того, что лучше для ребенка, то, по-моему, нам нужно оформить наши отношения.

— Я не феминистка, — сказала Стефи устало. — Просто в этом нет необходимости. Это только все осложнит.

— Но это даст ребенку законные права пользоваться всем, что у меня есть. И даст тебе легальные права…

— Я в этом не нуждаюсь, — оборвала его Стефани, но голос ее, вместо того чтобы прозвучать холодно и надменно, прозвучал как-то по-детски вызывающе.