Солнце и луна, лед и снег
Шрифт:
Ласси наелась так, что боялась, как бы ей не сделалось дурно. Пошатываясь, она вышла из столовой и только на полдороге к собственным покоям вспомнила, что так и не спросила исбьорна о выставке странных предметов. Но медведь куда-то ушел, возможно чтобы пообедать в одиночестве.
Пока она ела, он много говорил. Сообщил, например, что дворцом теперь правит она, но не велел спускаться в комнаты к слугам, поскольку это может их потревожить. Расспрашивал о семье, о том, где живут ее братья и сестры и какие они. Ласси отвечала как могла и одновременно
Она хотела вернуться в большой зал и еще немного поразглядывать колонны, но при мысли о том, что придется спускаться по лестнице, застонала вслух. Вместо этого они с Ролло вернулись к себе в покои и упали на кровать.
Когда они проснулись, пришла пора ужинать. Снова явился Эразм, дабы сопроводить их в столовую. На сей раз он выбрал путь, где попадалось меньше ниш с клубками и вязальными спицами. Золотые двери тоже остались далеко в стороне, и ни одной резной колонны они не увидели. Ласси с удивлением поняла, что ее любопытство встревожило фавна. Но рассказал ли он исбьорну? И расстроился ли тот?
Она нехотя поковыряла расставленный перед ней роскошный ужин, не успев еще проголодаться после обеда, и вместо еды принялась расспрашивать медведя. Родился ли он здесь, в ледяном дворце? Известно ли ему содержание резьбы на колоннах? Почему в коридорах выставлены бывшие в употреблении предметы обихода?
На это медведь отвечал:
— Ты уже пробовала бифштекс? Пахнет восхитительно. Морковки не хочешь? Как насчет земляники? Уверен, на десерт у тебя сегодня вечером земляничный пирог.
— А ты не хочешь кусочек?
Ласси оставила попытки извлечь из собеседника какие-либо сведения. Она догадалась, что чары не позволяют ему ничего говорить.
— Да, мог бы попробовать немножко, — отозвался медведь.
А затем неожиданно перевел беседу на катание на лыжах. Он был уверен, что ласси умеет ходить на лыжах, но интересовался, насколько она искусна в прыжках и других приемах.
Брат Эйнар научил ласси прыгать на лыжах совсем недавно, поскольку до получения имени она боялась отходить слишком далеко от хижины. Увлеченная беседой о собственной персоне, девушка съела больше, чем намеревалась. После ужина, надеясь порастрясти пищу в желудке, она снова попыталась дойти до зала с колоннами, но заблудилась.
— Говорил я тебе, не суй нос в чужие дела, — проворчал Ролло.
— Говорил, — закатила глаза ласси. — Лучше бы помог мне! Можешь учуять столовую, или зал, или наши комнаты?
— Нет. — Ролло помотал головой и чихнул. — Лед не очень сильно пахнет. Да и мясной запах затрудняет поиски.
— Какой мясной запах? — Вряд ли собственный ужин был способен сбить волка с толку.
— Ну, этот, который здесь повсюду.
— Понятия не имею, о чем ты говоришь.
Ласси толкнула дверь, которая, по ее предположению, должна была выходить на лестницу, ведущую в большой зал с колоннами.
Вместо этого они очутились в длинной
Ролло от удивления сел на хвост.
— Ткацкие станки?
— Ткацкие станки, — согласилась девушка.
Комната в четыре с лишним раза больше их домика — и вся заставлена ткацкими станками. Они были всех форм и размеров, изготовленные из самых разных материалов. Изящно вырезанный из китовой кости станок стоял рядом с обшарпанным сосновым, в котором осталась заправлена простая серая холстина. Еще в одном станке, из очень грубо обточенного дерева и с грузилами из камней, мерцал гобелен захватывающей дух красоты. Рядом с ним аккуратно выстроились на куске черного бархата несколько станочков для плетения поясов.
— Это очень странно, — произнесла ласси немного погодя.
— Да. Странно. Теперь мы можем уйти?
Она перевела взгляд на Ролло и с удивлением увидела, что шерсть у волка стоит дыбом и он пятится к двери.
— Что с тобой?
— От них пахнет смертью. И еще больше тем мясом.
— Ладно.
Ласси принюхалась, но в воздухе витал лишь еле уловимый запах мебельной мастики и шерсти. Однако, зная, что нюх у Ролло куда тоньше, а чувство опасности лучше, чем у нее, она позволила волку увести себя оттуда. Дальше по коридору они нашли дверь, выходящую на правильную лестницу, и добрались до зала с колоннами.
— Крысы, — сказала ласси.
Она все еще держала в руках лампу, взятую в коридоре наверху, и ее огонек служил единственным источником света в зале. Все факелы на ночь были погашены, и громадное помещение погрузилось во тьму. Поднося фонарь к самой колонне и пригибаясь, ласси умудрялась разобрать несколько знаков зараз. Однако вскоре от напряжения у нее заболела голова, и она не стала сопротивляться, когда Ролло ухватил ее за подол свитера и потащил вверх по лестнице в их покои.
Женское тщеславие все-таки победило, и ласси надела одну из лежавших в шкафу шелковых ночных сорочек. Сорочка оказалась слишком длинной и все время соскальзывала с плеч, но, поскольку некому было на нее смотреть, ласси решила, что это не важно.
Только ей начал сниться Ханс Петер, сидящий в слезах на вершине горы из белых медвежьих шкур, как она подскочила, разбуженная каким-то звуком. Звуком открываемой двери в спальню.
— Кто там? Эразм?
Ей никто не ответил. Ласси потянулась за свечой на тумбочке, но не нашла ее. Она пошарила внутри тумбочки, где вечером совершенно точно лежали и свечи и спички, но там оказалось пусто.
К кровати приближались мягкие шаги.
Ласси натянула одеяло до подбородка.
— Ролло?