Солнце и луна
Шрифт:
– А это что такое? – спросила Филиппа.
Она осветила высокий конический сосуд на решетке жаровни. От него шла медная трубка к другому такому же сосуду на полу.
– Понятия не имею. – Хью пожал плечами. – Здесь такой странный набор предметов, что я… погоди-ка! Посвети вон туда!
Филиппа подчинилась, и они вместе удивленно уставились на нечто совсем уж необычное: глубоко процарапанный в земляном полу круг с восемью прутами, торчащими веером из центра. В точках их пересечения с кругом стояло по свечке
Чисто случайно Филиппа перевела взгляд на потолок и вскрикнула, чуть не выронив лампу. Там висело множество, как ей показалось, извивающихся змей.
– Они же дохлые, – сказал Хью со смешком. – Вот уж не думал, что Филиппа де Пари может заверещать, увидев дохлую змею.
Он привлек ее к себе, и она с благодарностью прильнули к его широкой, такой надежной груди.
– Зачем они нужны?
– А зачем все остальное? – резонно спросил Хью. – Смотри-ка, книга! Написано, что это перевод с арабского. «Turba Philosophorum».
– Не читала.
Движимая любопытством, Филиппа высвободилась и заглянула в ближайший керамический горшок, приподняв на нем крышку. Он был полон какой-то черной жидкости. В другом оказалась сера, в третьем – уголь, а от четвертого она отшатнулась с возгласом отвращения.
– Протухшая моча!
– Неужели? А у меня тут «Dc Compositione Alchemiae» Робера Честера.
– Даже не слышала, в том числе и об авторе.
Филиппа открыла самый большой горшок и наклонилась, чтобы Хью мог видеть содержимое.
– Похоже на селитру. Язычники называют ее «китайский снег». А в этом ртуть. В Италии мне приходилось видеть ее в чистом виде.
Филиппа озадаченно посмотрела вокруг. Раз уж Орландо Сторци и Истажио работали в таком секрете, все это должно было каким-то образом иметь отношение к заговору королевы. Но каким именно?
– Может, они изобретают яды? – предположил Хью, разглядывая круг с символами.
– А что там? – Филиппа проскользнула в темный угол и осветила, пустую клетку с запором, в каких обычно держали ценности. – Совсем новенькая! Что бы эти двое ни изобретали, его будут хранить как зеницу ока.
– Давай посмотрим дальше.
Хью прошел за толстенные каменные колонны, в густой мрак, Филиппа последовала за ним – и вовремя, иначе он рухнул бы в глубокую круглую дыру, выложенную плитками. Ее окружал лишь низкий каменный бордюр.
– Колодец в подвале? Как странно…
– В каждом замке есть такой. Это на случай осады, чтобы не остаться без воды.
– Ой!
Филиппа запрыгала на одной ноге, держась за другую.
– Что случилось, любовь моя?
«Любовь моя!»
– Я наступила на что-то маленькое и твердое!
– Вот оно. – Хью покатал на ладони железный шарик. – Никогда не видел ничего подобного. Есть такая детская игра с круглыми
Дверь и в самом деле была, но за ней оказалась уборная. Рядом на полках лежало множество предметов весьма зловещего вида. Хью подтвердил догадку Филиппы, что это орудия пытки. С балки под сводом свисала дыба.
– Руки связывают за спиной, а потом вздергивают за них человека так, чтобы ноги не касались пола. Тяжесть тела выворачивает плечевые суставы, а если ее недостаточно, то пара камней…
– Хватит! Я поняла. Пора заканчивать, а то я уже пропеклась, как пирожок в печи.
И правда, от удушливой жары ночная рубашка промокла на груди и спине, что не помешало Филиппе заледенеть от ужаса при виде очередной детали обстановки. Перед ней было массивное кресло с ремнями и железными зажимами для рук и ног. Толстый слой пыли покрывал все это.
– Надо же… – задумчиво протянул Хью. – Я видывал такое, но только у германцев. Фридрих Барбаросса любил помучить. Даже за простое воровство ожидала дыба, а то и такое вот кресло. Видишь отверстие в сиденье? Под ним разводили огонь.
– Какой ужас!
– Это и задумано для того, чтобы ужасать. Я еще не видел человека, который бы не сломался под пытками.
– Изобрести такое может только лютый зверь! Ведь наши враги – тоже создания Божьи, разве нет?
– Люди милосердные почему-то уверены, что на милосердие способен любой, а это далеко не так. Ты понятия не имеешь, как жестоко порой поступают наши ближние – и не обязательно с врагами.
Хью произнес это таким мрачным тоном, что Филиппа задалась вопросом, не говорит ли он, исходя из личного опыта.
– А вот это настоящий шедевр пыточного искусства – простой, как все гениальное! – Он присвистнул. – Теперь такое встретишь редко. Человека просто ставят к стене, в железный захват с острыми шипами. Пока он стоит прямо и не шевелится, все в порядке, но стоит попытаться изменить положение, как шипы впиваются в шею. Сколько можно простоять без сна, еды и питья? Страшная штука!
– Я бы долго не выдержала, – сказала Филиппа, содрогнувшись. – Рассказала бы все при одном только взгляде на этот ошейник! Духом я слаба.
– Откуда тебе знать, раз никто тебя еще не мучил? Выдержать можно многое, если только правильно к этому подойти. – Хью коснулся железного обруча, оставив в пыли отпечатки пальцев. – Над болью можно подняться. Знаешь как? «Покинуть» свое тело и следить за ним со стороны, как если бы все происходило с кем-то другим.
Филиппа нашла взглядом безобразный шрам на месте большого пальца правой руки. «Он не издал ни звука…»