Солнце и луна
Шрифт:
– Ты и раньше занималась расшифровкой, я правильно понимаю? – спросил он.
– Ну да, – сонно ответила Филиппа. – Этому меня научил дядюшка Лотульф, а его – личный шифровальщик короля Людовика.
Хью молча кивнул. Он уже знал о странном детстве девочек-двойняшек в замкнутом схоластическом мирке при соборе Парижской Богоматери, но о своем предпочел умолчать. Самые печальные воспоминания детских лет были похоронены глубоко в его душе. Он ненавидел свое детство – какой толк был в том, чтобы разделить эту ненависть с другом?
– Мы с Адой обожали волшебный мир кодов и шифров, – говорила Филиппа, – выдумывали свои собственные,
– Шесть! – изумился Хью.
– Ну, мы начинали с простейших кодов типа зеркального, потом перешли к взаимозамене букв и тому подобному. Какое-то время нам было интересно включать в шифровку математические формулы, шифровать по спирали, с помощью карты и…
– Карты?
– Это очень просто. На обычной карте один участок несет в себе тайное послание: группа деревьев или схема города. Впрочем, закодировать письмо можно в любую картинку.
Хью начал смеяться.
– Что смешного?
– Ничего, – сказал он, крепче прижимая ее к себе и вдыхая слабый запах лаванды, исходивший от разметавшихся но подушке черных волос. – Я рад, что встретил тебя. Ты особенная.
Филиппа умолкла, а он подумал, что она не просто особенная, а потрясающая, несравненная. Накануне она успокоила его, что все в порядке, можно больше не опасаться насчет возможной беременности. Хью ощутил громадное облегчение, а Филиппа заявила, что и сама очень рада. Однако он прочел в ее глазах, что это не совсем так, и удивился тому, что независимой, образованной женщиной владеет тот же материнский инстинкт, как и любой темной простолюдинкой. Как ни странно, это еще выше подняло Филиппу в его глазах.
– А что дальше? – спросил он, желая вновь услышать се голос. – Вы с сестрой потеряли интерес к шифровке?
– Вовсе нет. Наши письма до сих пор несут в себе тайные послания. Тот, кто посылает, всегда изобретает что-то новое и сложное, а получатель должен раскрыть код.
– Тогда мне странно, что твой дядя писал открытым текстом о том, что расценивается как измена.
Сказав это, Хью спохватился, что Филиппа вспомнит старую обиду, но девушка заговорила без малейшей досады:
– Если бы ты познакомился с моим дядей, то понял бы, что такое, на самом деле быть оторванным от жизни! Он ведет жизнь затворника, и понятия не имеет о большом мире за стенами своей кельи. Шифровка для него – тренировка ума и не имеет никакой практической пользы. Ему бы в голову не пришло шифровать письма! Если я и была отчасти такой, то это в прошлом. Ты показал мне мир, Хью. Думаю, я навсегда покинула свой кокон. Я благодарна тебе за это!
Она переплела пальцы с пальцами Хью, и у него заныло в груди. Эта сладкая боль ничего общего не имела с вожделением. Это было чувство несравненно более глубокое, знак близости душ и сердец. Он потянулся к Филиппе и коснулся ее губ поцелуем, какого не знал раньше, – поцелуем благодарности за то, что он что-то для нее значит. Хью был так полон этим новым чувством, что ощутил могучую потребность открыться ей, как она открылась ему в день его приезда.
Но так и не сказал ни слова.
Глава 17
– Слушайте, слушайте! – провозгласила Клер со своего похожего на трон кресла на возвышении главного зала в Холторпе. – Сейчас я вынесу вердикт по вопросу, который был так подробно здесь обсужден!
Лицо ее казалось
Хью, стоявший в сторонке, повернулся к истице и ответчику сегодняшнего «любовного суда». За время его пребывания в Холторпе эта пародия на судебное заседание начиналась уже четырежды, и каждый раз Рауль д'Аржентан, презиравший такого рода развлечения, предпочитал прогуливаться с Хью у реки. Сегодня ему было в этом отказано по той простой причине, что ответчиком на «любовном суде» был он сам.
Накануне леди Клер устроила «простонародные забавы», в числе которых были и танцы с венками. Распаленный вином и музыкой, Робер д'Оври забылся и поцеловал свою даму, леди Изабеллу, вместо щеки прямо в губы. Не долго думая Рауль дал ему по носу – можно сказать, произошло кровопролитие во имя любви.
Защитником Изабеллы на суде стала Маргерит де Роше. По ее словам, Рауль показал себя бесчувственным варваром, унизил жену и растоптал ее честь тем, что на глазах у всех вступил из-за нее в драку. Тристан де Вер, защитник Рауля, возразил, что как раз это и служит доказательством того, сколь высоко тот ценит честь своей жены и как глубоки его чувства. Он настаивал, что ревность идет рука об руку с любовью и потому заслуживает оправдания.
Хью видел, как бессовестно леди Изабелла флиртовала с Робсром д'Оври. Даже если ей хотелось таким образом помучить мужа, она зашла слишком далеко, позволив своему кавалеру не только поцеловать ее в губы, но и нагло ощупать. По мнению Хью, Рауль был еще слишком мягок. Сам он отвел бы наглеца в сторонку и сломал ему пару ребер хорошим ударом слева, а на закуску поменял бы форму его носа на всю оставшуюся жизнь. Ему стоило большого труда видеть и то, как Олдос держит Филиппу за руку или что-то ей нашептывает, не говоря уже о большем. Каждый вечер Хью хотелось, как бы нечаянно уронить Юинга на землю и пройтись по нему, чтобы дать выход досаде, а потом рассыпаться в извинениях. Дружба дружбой, а ревность оставалась при нем!
Маргерит, со своей стороны, заявила, что это чисто по-мужски – предъявлять права на женщину, что это было и остается грубым и примитивным инстинктом. С этим Хью был почти согласен, с той лишь оговоркой, что идти против природы казалось ему бессмысленным.
Сейчас «защитники» бок о бок стояли перед «судьей» в ожидании вердикта. Маргерит в этот вечер надела ослепительно-желтое платье с бесчисленными прорезями, сквозь которые виднелась прозрачная нижняя сорочка.
– Я лишь хочу кое-что добавить, ваша честь, – вкрадчиво произнесла она. – Мы собираем «любовные суды», чтобы научить мужчин в любви вести себя достойно, а не огрызаться друг на друга, как кобели в погоне за течной сукой. В конце концов, самой природой установлено, что выбирает сука, а не кобель!
При этом она обратила колючий взгляд на Рауля, напомнив зрителям о том, как он отверг ее, и вызвав смешки. Изабелла тоже засмеялась. Хью спросил себя, как бы она отреагировала, если бы Рауль, наоборот, уступил.
– Откуда у ответчика эта предрасположенность к насилию? – продолжала Маргерит, не сводя с Рауля безжалостного взгляда. – Откуда этот страх соперничества? Не идет ли он от мужской слабости?
Рауль, не ожидавший ничего подобного, залился краской. Хью выругался сквозь зубы.