Солнце и тень
Шрифт:
Рассказывая об этом сне на втором собрании группы, Анджела, казалось, была не особенно уверена в его важности или вести. К счастью, я сразу понял его важность — то было предосознаваемое сновидение, потому что во сне Анджела смотрела на разбитый и в то же время невредимый хрустальный флакон, лежавший на ее ладони. В этом сновидении Анджела определенно видела свою руку, но осознаваемости после этого так и не обрела. Все объяснялось просто — она упустила из вида свой сигнал. Когда я обратил на это ее внимание, глаза ее загорелись, а вся остальная группа ответила дружным смехом. Метод внушения подействовал на Анджелу в первую же ночь — теперь нашей сновидице оставалось только понять, что она упустила свой сигнал. В качестве следующего шага ей предстояло в очередном сне, увидев руки, узнать этот сигнал.
По мере того, как мы продолжали раскрывать символику сновидений, Анджеле стало ясно, что она всерьез приближается к состоянию осознаваемости. Она поняла, что золотой эликсир — удачный символ особой красоты, которая может наполнить всю ее жизнь, как райское благоухание
Сновидение заканчивается на совершенной ноте, подчеркивающей классическую дилемму, которую должен разрешить каждый искатель, замышляющий войти в состояние осознанности: смутная тоска против нежелания заплатить высокую цену. Вопрос не в том «могу ли я себе это позволить?» «Стоит ли себе это позволять?» — вот самая суть вопроса, встающего перед нами в то время, когда мы начинаем задумываться, какие главные перемены может принести в нашу жизнь осознаваемое сновидение и хочет ли каждый из нас заплатить необходимую цену. Вот некоторые из тех размышлений и наблюдений, которые все мы разделили с Анджелой, когда разбирали ее сон. Она оказалась очень восприимчивой и отнеслась к этим коллективным откликам вдумчиво и открыто.
Через восемь дней, вскоре после второго занятия, Анджела увидела осознаваемый сон, который она удачно назвала «Тренировка».
ТРЕНИРОВКА
23 октября 1981 года
Я на футбольном поле, наблюдаю за игроками. Одетые в желто-голубую форму, они выстроились на линии. Капитан жонглирует мячом. Ему явно не терпится вступить в игру: отсчитывая секунды, он прыгает с ноги на ногу. По сигналу он бросается вперед и мчится по линии. Я слежу, как он огибает поле по периметру. Вот он приближается ко мне, и я завороженно смотрю, как ловко он управляется с мячом: его руки мелькают, как молнии! Внезапно я осознаю, что это сон — я вижу это во сне! Ощущая сильное волнение, завладеваю мячом в надежде проявить такую же ловкость рук. Но волнение мешает мне отчетливо видеть мяч. У меня возникает ощущение, что я сейчас его потеряю... что у меня не хватит времени, чтобы проявить эту новую для себя способность. Поднимаю взгляд на потолок и решаю попробовать взлететь, пока у меня есть такая возможность. Я понятия не имею, как это сделать, однако отталкиваюсь от пола и, к собственному изумлению, взмываю к потолку. Я так потрясена этой удачей, что теряю способность двигаться. Потолок очень яркий, его белизна слепит глаза. На меня наваливается головокружение и тошнота, и я крепко зажмуриваюсь. И тут же в испуге просыпаюсь.
Я счел это дополнительное сновидение полезным для Анджелы, принимая во внимание общий контекст мира ее сновидений и ее намерение обрести осознаваемость. В этом сновидении ее внимание сильно и настойчиво притягивали руки футболиста. Его замечательная ловкость рук ее просто заворожила. В тот миг, когда его руки, казалось, летали со скоростью молнии, Анджела внезапно поняла, что все это происходит во сне — она использовала руки футболиста как сигнал наступления осознаваемости.
С приходом осознаваемости Анджела обрела силу, ощутила волнение и стала проявлять инициативу. Ее осознаваемость во сне следовала классическому образцу: «Это сон, я вижу это во сне». Ее ощущение собственного «я» было важным, потому что перенесло сознание на более высокий уровень индивидуальной творческой силы, чем тот, который существовал в ее сновидении прежде. С этого момента она начала всячески проявлять свою силу в осознаваемом сновидении — завладела мячом и попыталась сама жонглировать им. Однако с Анджелой произошло то же, что и со многими новичками в области осознаваемых сновидений: под напором волнения и новой для себя силы она стала терять ясность восприятия картины сновидения. Из-за такого прилива эмоций мяч стал виден менее отчетливо, и она стала терять равновесие в состоянии осознаваемости. Прилив эмоций в осознаваемом сновидении также создал для Анджелы ощущение нехватки времени, и скоро она почувствовала необходимость летать, вместо того, чтобы жонглировать мячом. Она почувствовала, что должна сделать выбор. Полет оказался успешным, и это принесло еще одно опьяняющее чувство — потрясение от внезапности, которое повлекло за собой потерю подвижности. Под конец мощный прилив эмоций, в том числе и головокружение и тошнота, заставили Анджелу напрячь и сжать тело сновидений. Острый страх, который она почувствовала при пробуждении, — нередкое явление при подобных обстоятельствах. Этот страх составлял необходимую и даже
Я был доволен экспериментом Анджелы с осознаваемым сновидением, и она сама тоже осталась довольна собой. Для нее это было многообещающим началом. Ее «тренировка» в осознаваемом сновидении началась всерьез.
Еще один интересный пример осознаваемого сновидения дал мне мой друг и коллега по имени Джордж. Джордж имеет сан пресвитерианского священника и служит пастором приходской церкви округа Марин. Мы с ним уже много лет являемся участниками маленьких групп, состоящих из священников, психотерапевтов и преподавателей, которые регулярно встречаются, чтобы обсудить свои сны. С самого начала нашей дружбы мы с Джорджем оба проявляли особый интерес к осознаваемым снам и к духовному измерению работы со сновидениями. Мы оба сделали своей регулярной практикой использование снов в медитации и поощряли к этому своих пациентов и прихожан. Вдобавок ко всему, у Джорджа было заветное желание, связанное с осознаваемыми сновидениями: ему очень хотелось в одном из осознаваемых снов встретить Иисуса и иметь с Ним продолжительную, серьезную беседу.
В День благодарения 1984 года мы с Джорджем встретились и долго плодотворно беседовали, сравнивая наши взгляды на осознаваемое сновидение и накопленные переживания. Он поведал мне длинный сон, который увидел около года назад — то был самый прекрасный и волнующий из всех осознаваемых снов, которые ему доводилось видеть. Вот что он рассказал:
Я вхожу в большой старинный особняк. Это затейливое многоэтажное здание с множеством помещений. Оно обставлено прекрасной мебелью и производит очень изысканное впечатление. Проходя по коридору, вижу на стене зеркало; перед ним стоит незнакомая мне женщина. Глядя в зеркало, вспоминаю свой давний разговор со Стивеном Лабержем и внезапно обретаю осознаваемость. Как-то наяву беседуя с доктором Лабержем, Джордж обсуждал с ним свое неосуществленное желание встретиться в осознаваемом сновидении с Иисусом и поговорить с ним. Лаберж предложил Джорджу для начала смотреть на себя в зеркало, чтобы вызвать осознаваемость, а потом, в последующем сновидении, создать желанную встречу с Иисусом. «О, да это осознаваемое сновидение!» — говорю я себе. Гляжу в зеркало, но отражение расплывается, хотя и можно предположить, что это действительно я. Мне очень хочется изучить себя повнимательнее, заглянуть себе в глаза, в душу. Но чем больше я усердствую, тем мутнее становится зеркало. Тогда я пытаюсь мысленно очистить его, думая про себя: «Хочу, чтобы зеркало стало чистым» [49] . Но и на этот раз, чем больше я стараюсь, тем мутнее становится зеркало. Наконец я говорю себе: «Ладно, забудь об этом!»
49
Джордж и прежде несколько раз переживал в осознаваемых сновидениях творческую способностью проявлять свои мысли. В этих сновидениях он мог создать картину сновидения, просто подумав о ней или представив ее себе.
Смотрю на стоящую рядом с зеркалом женщину и думаю: «Не хочу, чтобы здесь была она, пусть вместо нее будет Линда [50] , — и с этой мыслью женщина превращается в Линду.
Я говорю Линде: «Это осознаваемое сновидение, и я хочу выйти на улицу сквозь стену». Подхожу к стене и пробую ее рукой, чтобы посмотреть, смогу ли я пройти сквозь нее. Убеждаюсь, что смогу. Прохожу сквозь стену и, обернувшись, жду, когда пройдет Линда. Но у нее ничего не получается. Тогда я возвращаюсь — снова сквозь стену, — беру Линду за руку и тяну за собой.
50
Линда имя женщины, за которой Джордж тогда ухаживал и на которой через год женился.
Теперь мы в типичном жилом квартале Сан-Франциско — идем по тротуару, поднимаясь в гору. Мы идем по левой стороне улицы, и Линда начинает подпрыгивать, весело и игриво как ребенок, возбужденно приговаривая на ходу: «Мы во сне! Мы во сне! Мы во сне!» От ее веселья у меня на душе тоже становится радостно.
Впереди, на правой стороне улицы мы видим концертный зал и решаем зайти. Когда мы начинаем подниматься по ведущей к залу лестнице, я говорю Линде:
«Подожди минутку. Это же осознаваемое сновидение — значит, нам не нужно взбираться по лестнице. Можно просто взлететь!» И мы, минуя ступеньки, влетаем в зал. Зал наполовину пуст, на сцене идет спектакль. Мы поднимаемся по лестнице, чтобы найти места и посмотреть представление. Со своего места нам навстречу поднимается какой-то мужчина и умышленно, с вызывающим видом загораживает нам дорогу. «Это осознаваемое сновидение, — говорю я себе, — поэтому не будет никакого вреда, если я дам этому парню по яйцам». Бью противника ногой в пах, и он с воплем сгибается пополам [51] . Мы продолжаем подниматься по лестнице. Добравшись до самого верха, решаем не оставаться на спектакль и выходим.
51
Здесь Джордж добавил, что если бы кто-то так же грубо повел себя с ним наяву, он держался бы крайне дипломатично. Во сне же он действовал по-другому и, чтобы дать агрессору отпор, мгновенно дал выход собственной агрессии.