Солнце ночи
Шрифт:
— Ты бы это видела! — пробормотал он и растер щеки дрожащими ладонями.
Я взяла его за запястья и отвела ладони от лица:
— Посмотри на меня.
Глеб молча затряс головой. Его веки были крепко зажмурены.
— Смотри на меня! — настойчиво приказала я.
Глеб медленно раскрыл глаза. Минуту взгляд оставался бессмысленным, затем зрачки дрогнули и сфокусировались на мне.
— Успокойся! — велела я жестко. — Нам нельзя впадать в панику! У нас и так полно неприятностей! Ну! Приди в себя!
Я с силой тряхнула его за плечи. Глеб чуть не свалился на мокрую дорогу.
— Слышу, — ответил он наконец, к великому моему облегчению. — Не тряси меня, Катя, я соображаю.
— Что произошло на яхте? — спросила я. — Ты ведь задержался потому, что там что-то произошло, правда?
Глеб кивнул. Его зубы снова отчетливо клацнули.
— Там… Альберт…
Я выпустила плечи Глеба. Догадка была страшной, поэтому я задала следующий вопрос шепотом:
— Он жив?
Глеб отчаянно затряс головой, и его наконец прорвало:
— Поднимаюсь по трапу, а на яхте ни одной живой души! Там команда из трех человек, видимо Альберт всех отпустил на берег. Ну, хожу по судну, зову… Никто не отвечает. Спускаюсь в кают-компанию, а там Альберт за столом сидит. Перед ним открытая бутылка вина, а он сидит с раскрытым ртом и пялится прямо на меня. И глаза такие… неживые, стеклянные. А вокруг него! Господи!
Глеб шумно вздохнул.
— Вокруг все в крови! Боже мой, Катя, я такого ужаса даже в кино не видел! Лицо у него тоже было в крови, и шея, и руки… Все, все, все в крови! И на полу возле ботинка целая лужа! И запах, солоноватый такой…
Глеб с силой ударил кулаками себя по коленям и вскочил. Постоял, успокаиваясь, снова присел рядом со мной.
— Ты до него не дотрагивался? — спросила я.
— Дотрагивался. Я до шеи дотронулся, хотел пощупать пульс… А шеи там не видно, сплошная кровь.
— Его зарезали? — шепотом спросила я.
— В том-то и дело, что нет! На нем ни одной царапины!
— А кровь?
— Такое впечатление, словно кровь из него хлынула под напором: из ушей, из носа, из горла… Нет, я не могу это вспоминать, — оборвал себя Глеб. Закрыл ладонями глаза, посидел немного, потом резко оторвал руки от лица и сказал: — А самое страшное знаешь что? У него на шее было украшение. Догадайся, какое?
Я молча закрыла ладонью рот.
— Вот именно! — жестко припечатал Глеб. — «Солнце ночи»! Между прочим, оригинал, а не копия!
Я отняла руку от губ. Кашлянула и спросила дрожащим голосом:
— Ты его рассмотрел?
— Я до него даже дотронулся, — ответил Глеб. — И знаешь, что произошло? Меня отшвырнуло к противоположной стене! Так что можно не сомневаться: камень настоящий.
— Что ты с ним сделал? — спросила я.
— Ничего, — ответил Глеб. — Я просто сбежал оттуда, и все.
Я поднялась с мокрой дороги, подхватила Глеба
— Значит, так, — начала я. — Сейчас мы с тобой вернемся в отель, переоденемся и пойдем ужинать.
— Я не могу!..
— Можешь! — оборвала я. — Все ты можешь! Будешь ужинать, как миленький, улыбаться и вести со мной светскую беседу! Понятно?
Глеб посмотрел мне в глаза. Его губы задрожали в слабой улыбке:
— Прости меня, Катя. Похоже, из нас двоих именно ты настоящий мужчина.
Я обняла его и притянула к себе. Погладила по голове, как ребенка, поцеловала в макушку.
— Все будет хорошо, — сказала я уверенно. — Вот увидишь, мы выкрутимся.
Я говорила еще что-то бодрое и оптимистичное, но на душе у меня царил непроглядный мрак. Боже мой, что же все это значит? И самое главное: чем все это закончится?
Я взяла Глеба под локоть, и мы двинулись вдоль дороги назад, к отелю. По пути я лихорадочно прикидывала, что могло произойти на яхте, и откуда у Альберта мог оказаться этот проклятый камень. Мысли путались. Меня знобило от холода и страха, но я изо всех сил сдерживала дрожь, потому что понимала: я не имею права быть слабой. Этим правом уже воспользовался Глеб.
Не знаю почему, но в роковые минуты жизни мужчины почти всегда предоставляли мне почетное право проявить стойкость и силу духа. Может, мне не слишком везло с мужчинами, а может, мужчинам не слишком везло со мной, не знаю. Мама всегда выговаривала мне за мой авторитарный жесткий характер.
— Мягче надо быть, Катя, мягче! — говорила она постоянно. — Не распугивай мужчин, как стаю воробьев.
— Мне не нужны мужчины, похожие на воробьев, — надменно возражала я.
Мама молча вздыхала и умолкала. Интересно, какая фраза осталась ею не сказанной? Что других мужчин у Господа Бога для меня нет? Ну, как бы там ни было, похоже, я поумнела. Потому что научилась принимать мужчин такими, какие они есть. Ничего не поделаешь, в стрессовых ситуациях женщины ведут себя более стойко, чем их сильная половина. Ну и что с того? Отказать мужчинам в праве на существование? Глеб шмыгнул носом, и я встревоженно повернула голову в его сторону.
— Замерз?
— Немного, — признался Глеб.
Я сняла с себя ветровку, чтобы вернуть ее хозяину, и вдруг остановилась.
— Нет, — сказала я вслух. — Нельзя появляться в ней. Нельзя тащить эту вещь в отель. На ней пятно.
— Ты о чем? — спросил Глеб, громко стуча зубами.
Я не ответила. Сорвалась с места, бросилась к груде камней, за которой подслушала разговор Ольги и Анечки. Пускай сослужат мне еще одну службу.
Я скомкала ветровку, сунула ее под большой мокрый валун, завалила мелкими камешками. Понимаю, убежище ненадежное, но сейчас у меня нет времени что-то придумывать.