Солнце полуночи
Шрифт:
Я не тот, кому ей суждено сказать «да». Это будет кто-то другой, кто-то теплый и человечный. А я не смогу даже позволить себе – когда-нибудь, когда это злополучное «да» будет сказано, – выследить его и убить, потому что она заслуживает его, кем бы он ни был. Заслуживает счастья и любви с тем, кого выберет.
Ради нее я просто обязан поступить правильно. Хватит делать вид, что мне всего лишь грозит опасность влюбиться в эту девушку.
В конце концов, не имеет значения, в сущности, уеду я или нет, потому что Белла никогда
Может ли разбиться мертвое, заледеневшее сердце? Видимо, мое – да.
– Эдвард… – произнесла Белла.
Я оцепенел, глядя на ее закрытые глаза.
Проснулась и застала меня здесь? Но она выглядела спящей, а голос звучал отчетливо.
Она тихонько вздохнула, снова беспокойно заворочалась и перекатилась на бок, продолжая спать и видеть сны.
– Эдвард, – еле слышно пролепетала она.
Ей снился я.
Может ли мертвое, заледеневшее сердце забиться вновь? Видимо, мое – да.
– Останься, – вздохнула она. – Не уходи. Пожалуйста… не уходи.
Она видела меня во сне, и этот сон был совсем не страшным. Ей хотелось, чтобы там, во сне, я остался с ней.
Я силился подобрать слова, чтобы описать чувства, нахлынувшие на меня, но никаким словам не хватило бы силы, чтобы передать их. Долгую минуту я тонул в этой волне.
А когда выплыл, был уже не таким, как раньше.
Моя жизнь тянулась нескончаемой, неизменной полночью. И должна была неизбежно остаться для меня полночью навсегда. Так как же могло случиться, что теперь в ней всходило солнце, в самый разгар полуночи?
Когда я стал вампиром, в адской муке преображения променяв душу и смерть на бессмертие, меня на самом деле сковало льдом. Тело превратилось в нечто подобное скорее камню, нежели плоти, стало долговечным и неизменным. И мое «я» замерзло таким, каким оно было раньше: моя личность, мои симпатии и антипатии, настроения и желания – все застыло на месте.
То же самое произошло и с остальными. Все мы замерзли. Стали живым камнем.
И когда с кем-то из нас происходили перемены, то редко и навсегда. Я видел, как это случилось с Карлайлом, а затем, десятилетие спустя, – с Розали. Любовь преобразила их навсегда, навечно. Больше восьмидесяти лет прошло с тех пор, как Карлайл нашел Эсме, а он все так же смотрел на нее взглядом первой любви, не веря своим глазам. И так будет для них всегда.
И для меня тоже. Я всегда буду любить эту хрупкую человеческую девушку, весь остаток моего бесконечного существования.
Я вглядывался в ее сонное лицо и чувствовал, что любовь к ней проникает в каждую частицу моего каменного тела и осваивается там.
Теперь она спала спокойнее, с легкой улыбкой на губах.
Я принялся рассуждать.
Из любви к ней я пытался стать настолько сильным, чтобы оставить ее. И понял, что пока еще недостаточно силен. Но я старался. А вдруг мне хватит сил, чтобы избежать предначертанного будущего другим способом?
Элис видела для Беллы два возможных будущих,
Любовь к ней не помешает мне убить ее, если я позволю себе оплошать.
Но сейчас я не ощущал чудовища внутри, искал его в себе и нигде не находил. Может, любовь заставила его умолкнуть навсегда. И если бы я убил Беллу сейчас, то не преднамеренно, а лишь по ужасной случайности.
Мне следует быть предельно осторожным. Никогда, ни при каких условиях не терять бдительности. Следить за каждым своим вдохом. Всегда держаться на безопасном расстоянии.
Ошибок я не допущу.
Наконец-то я понял это второе будущее. Это видение раньше озадачивало меня – как могло случиться, что Белла стала узницей нашей бессмертной полужизни? Но теперь, измученный влечением к ней, я понимал, как мог бы в непростительном приступе эгоизма попросить отца о таком одолжении. Попросить отнять у нее жизнь и душу, чтобы она осталась со мной навечно.
Она заслуживает лучшей участи.
Но я видел еще одно будущее, тонкую проволоку, по которой смог бы пройти, если бы сохранил равновесие.
Способен ли я на такое? Быть с ней так, чтобы она осталась человеком?
Я намеренно заключил тело в тиски полной неподвижности, застыл на месте, потом сделал глубокий вдох. И еще один, и еще, позволил ее аромату распространяться у меня внутри подобно лесному пожару, уничтожающему все на своем пути. Вся спальня благоухала ею, ее аромат хранила каждая поверхность. Голова кружилась от боли, но я старался побороть эти ощущения. Мне придется свыкнуться с ними, если я намерен постоянно находиться с ней рядом. Еще один глубокий, обжигающий вдох.
До тех самых пор, как солнце поднялось над облаками на востоке, я смотрел, как она спит, размышлял и дышал.
Домой я вернулся вскоре после того, как остальные уехали в школу. Быстро переоделся, избегая вопросительных взглядов Эсме. Она заметила отсвет волнения на моем лице и откликнулась на него тревогой и облегчением. Моя затяжная меланхолия причиняла ей глубокую боль, и она радовалась, что этому унынию, кажется, пришел конец.
До школы я добрался бегом, отстав от своих близких всего на несколько секунд. Они даже не оглянулись, но по крайней мере Элис наверняка заметила, что я стою за деревом в густом лесу возле школы. Я дождался, когда все занялись своими делами, и с небрежным видом вышел на парковку, заставленную машинами.
Из-за поворота послышался рев пикапа Беллы, я остановился за «сабербаном», откуда мог наблюдать за ней, оставаясь незамеченным.
Она въехала на парковку, долго смотрела на мой «вольво», а потом, нахмурившись, выбрала для своей машины одно из самых дальних мест.
Странно было вспоминать, что она, должно быть, все еще сердится на меня, и не без причины.
Мне хотелось посмеяться над собой – или отвесить себе пинка. Все мои размышления и планы совершенно бесполезны, если я ей безразличен – ведь так? А присниться ей могло что угодно. Надо же быть таким самонадеянным кретином.