Солнце в рюкзаке

Мелемина Евгения

Я метался в темноте, прочерченной прожекторами «Прыгуна», надеясь только на свои ноги и на Квоттербека, а когда отгремел последний взрыв, понял — пилот додумался сменить тактику, я погиб… рано или поздно я устану, споткнусь или схвачу судорогу, и тогда конец мне…

И в эту секунду с треском и помехами ожил мой наушник, подключенный к зеленым светом горящему маячку — я так и не выключил его, не успел.

— Спокойно, Раннинг, — пробился сквозь шум голос Квоттербека. — Спокойно… к башне. Ты успеешь. Беги к башне.

К башне? Покрыть расстояние, которое мы преодолевали

полдня? Я мог, я мог бы это сделать, но без обезумевшей от охотничьего азарта техники на хвосте.

— Он не будет больше стрелять, — шепнул мне Квоттербек. — Главное — скорость.

Мне пришлось остановиться на несколько секунд — «Прыгун», посчитав эту остановку победой, радостно ринулся вперед, отмахивая длинными шагами по нескольку метров за раз. А я, собрав и распределив силы заново, рванул с места почти из-под его лап, держа в голове пройденный маршрут и стараясь не отклоняться от него ни на градус.

Вот тут-то мне пригодилось то, что поле было ровным, словно стол.

Порой, правда, мне казалось, что я его не узнаю — в темноте то и дело всплывали очертания каких-то зданий и заборов, но я не обращал внимания на игры теней и просто бежал вперед, набирая и набирая скорость, а после, достигнув максимума, держал темп, ни о чем уже не думая, надеясь только на то, что Квоттербек знает, что делает, — разговаривать с ним я не мог. Позади лязгало, и железо ударялось о землю, горячий ветер тащил вонь реактивов, слух различал среди грохота и тонкое жужжание суставов… Пилота в кабине, наверное, здорово трясло — «Прыгун» тоже гнал на пределе своих сил, но он был тяжеловат для подобных гонок, зато, в отличие от меня, не уставал.

— Раннинг, у тебя мало времени, — снова ожил наушник. — Соберись.

Но собраться я уже не мог. Мог только разобраться — расслабиться, покориться и упасть ничком, ожидая смерти. Но как только подобные мысли принялись заманчиво рисоваться в моей голове, показалась башня, окутанная ночными туманами, — стояла, словно целехонькая, и даже крыша, казалось, была на месте.

Я влетел в башню на полном ходу и белкой метнулся на самый верх, отчаянно надеясь найти своих, но нашел только запустение, присущее давно заброшенным зданиям. Было пыльно, серо и пахло гнилью.

В узкое окно-бойницу я увидел, что «Прыгун» стоит напротив башни, и оба его ствола медленно ползут вверх, а в жерлах собирается синее пульсирующее тепло.

— Молодец, — так же спокойно сказал Квоттербек сквозь помехи, и я выдернул наушник к черту, скорчился на полу, чтобы не видеть больше этого синего света и непрозрачного равнодушного колпака, наивно закрыл лицо руками и закричал.

Помню, что мне стало жарко с правого бока и посыпались сверху кирпичи и черепица.

— Раннинг, — язвительно сказал Тайтэнд, — оставь это гиблое дело: прыгать в переходы в одиночку.

Он сломал о колено сухой сук и подкинул его в костер.

Я подскочил с колен Квоттербека, на которых, оказывается, лежал вниз лицом, и весь свернулся от боли — судорогой схватило обе ноги.

Руки у меня тряслись, я даже не мог как следует растереть окаменевшие икры, да еще ботинки мешали, поэтому

пришлось завалиться обратно и терпеть.

Бок мне согревало близкое оранжевое пламя, над которым висел котелок, уже булькающий и ароматный. Лайнмен сидел над ним на корточках и выглядел виноватым — ему было стыдно за меня, поэтому он делал вид, что занят супом, и помешивал его ложкой.

— Третья линия, — сказал надо мной Квоттербек, и я весь съежился. — Когда-то поле размещалось иначе, и эта башня торчала на третьей линии. Население болело за Луну и с удовольствием гоняло команду Солнца «Прыгунами». — Он наклонился надо мной, и я увидел его лицо с провалами черных глаз. — Ну как, побегал?

В его голосе осуждения не слышалось.

— Не то слово — побегал…

— Расстояния в переходах сокращены, — сказал Квоттербек, — поэтому ты смог вернуться к исходной точке и там уже прорваться на другую сторону.

— Я думал, что умер.

— Не умер, — спокойно ответил Квоттербек. — Ты молодец, Раннинг. Там сложно бегается.

Я был ему очень благодарен. Я благодарен ему до сих пор… и счастлив, что знал его — даже сейчас.

Глава 2

Из этого приключения я сделал несколько выводов — хороших и не очень. Во-первых, я узнал, что не полагается в одиночку жрать что ни попадя, даже если очень вкусно. Квоттербек добавил — не только жрать, но и пить, и вдыхать. В общем, в организм ничего не знакомого не запихивать, все делается либо вместе, либо не делается вообще. Во-вторых, я в одиночку спасся на третьей линии. Пусть линии прошлого, пусть я только и смог, что убежать, но смог же! Это наполняло меня гордостью, и на Тайта и Лайнмена я начал поглядывать свысока. На их долю никаких испытаний не выпало, если не считать того, что Лайн решил задачку, а Тайт поймал кролика.

Этого кролика он освежевал, выпотрошил и сварил, а кусочек серой шкурки привязал к своему шлему. Баловство.

— Костер, — сказал я, преисполнившись осторожной мудрости. — Он нас не выдаст?

— Прямо под переходом — нет, — ответил Квоттербек. — Мертвая зона. Так что ложитесь спать. Утром пойдем вниз.

И только тогда я заметил, что мы сидим на узком плато, нависшем над сумрачной, плохо различимой долиной. Виднелась зубчатая щетка леса, черный блеск далекой реки, а больше ничего особенного, ни тебе города, ни полигона… а ведь вторая линия уже должна быть населена.

Растерзав свой рюкзак, я добыл из него крепко скрученные валики спальников и после ужина раздал их. Синтетический материал пропах пылью и чем-то кислым. Я принюхался — реактивы.

Не наши, не Солнца, а того самого «Прыгуна».

Тайтэнд тоже заметил.

— Ты бы ему еще под холку спальники запихал, — сварливо сказал он. — Черт, не выветривается…

И только тогда я осознал, как близка и реальна была моя смерть, и меня снова начала бить дрожь, как ни жался я к костру. Лайнмен улегся без единого слова, положив рядом тяжелую «Иглу» и так и не сняв бронежилет. Мне кажется, он и шлем бы не снял, если бы в нем можно было пролежать несколько часов кряду.