Солнце в рюкзаке
Шрифт:
Между листвой кое-где торчало солнце, и я бежал прямо, неосознанно выбрав его как талисман. Палки, потревоженные птицы и мох поднимались вверх и потом сыпались обратно. Рядом со мной рухнул упитанный кролик, его тоже зацепило сетью, а меня еще нет, но предчувствия были паршивыми.
— Молодец, Раннинг, — сказал Квоттербек в наушник.
И тут я споткнулся и покатился кубарем на влажную землю — слишком неожиданно выступил передо мной скрытый подо мхом овражек. Меня развернуло спиной, потащило вверх, и там, на двухметровой высоте, зажатый ремонтным щупом, я вдруг обнаружил,
А еще я обнаружил, что невдалеке сидит, опершись на одно колено, Лайнмен и смотрит в прицел «Иглы».
Меня качнуло и подняло еще выше, я видел непрозрачный колпак кабины пилота, с которого сучьями сорвало все мясо, и понимал, что свой приказ выполнил… А вот что сейчас решит сделать со мной «Добрый», мог знать только Квоттербек.
Великий Аттам, дай мне проснуться у костра еще раз.
И тут грянул выстрел. Лилово-фиолетовый, он прямым напряженным лучом вырвался из дула «Иглы» и ударился где-то подо мной, с треском ломая сочленения ног «Доброго». Я увидел, как лопается толстый поршень, как выворачивается наружу рабочая механическая начинка, и грохнулся вниз с огромной высоты, приложившись боком и рукой о невыносимо жесткую землю. В полуметре от меня тяжело распластался ремонтный щуп, безуспешно пытающийся снова ухватить добычу. Мне было не до него, я пытался дышать.
Так мы и валялись несколько минут: я — хватая ртом воздух и корчась, «Добрый» — торопливо спаивая свои соединения.
Раздышаться я так и не смог и был уверен, что осторожно подхватившие меня теплые жесткие руки — это руки Аттама, уносящие меня в Тревожную Смерть.
Забвение длилось недолго — нет, вечность, по моим меркам, а по меркам реальности, всего ничего, потому что, когда я очнулся, «Добрый» был еще в порядке, колпак его кабины откинут, и внутри возился Тайтэнд, все такой же бледный, но решительный.
— Сам дойдешь? — спросил меня Лайнмен.
Он стоял рядом и держал «Иглу» наизготовку. Возле его глаз наметились глубокие параллельные морщинки, отчего они стали жестче и осмысленнее.
— Дойду, — прохрипел я не своим голосом, поднялся и заковылял прочь.
У меня не было ни малейшего желания наблюдать за гибелью дружка-спасателя, который лежал на боку, терпеливо ожидая помощи от человека, которому доверял.
Мне не было его жаль, но все это снова натянуло во мне струну, было мерзко и обидно… и я пошел прочь, дрожа и вздыхая.
На полдороге к берегу я обнаружил, что с меня капает кровь, повертелся на месте и нашел причину. Над локтем развороченные мышцы смешались с рваниной рукава и представляли собой неприятное зрелище. Я зажал эту кашу рукой и пошел дальше, еле переставляя дрожащие ноги.
Квоттербек сидел у тех же двух сосенок.
— Вот и все, — сказал он, и в ответ его словам в лесу грянул взрыв.
Я боком привалился к нему и долго тупо смотрел на нос своего ботинка. Квоттербек сворачивал зеленоватую сеть на обожженных руках. Желтоватая вода плескалась внизу, подмывая низкий бережок.
— Есть хочется, — сообщил я Квоттербеку. — И пить.
Мне не досталось ни того ни другого. Когда вернулись Лайн и Тайтэнд, я сидел под сосной, привязанный к аппарату
Пока я не двигался, они вскрыли короб, оставленный «Добрым» Тайту. В коробе оказались бинты, антибиотики в ампулах, термоодеяла, несколько устаревших моделей «Щелчка», детали и схема для сборки переносного радиоприемника.
В деревне нас снова осыпали зерном и цветными тряпками. Высохший вождь торжественно препроводил в центр, где на кострах кипело в глиняных посудинах густое невообразимое варево.
— Внимание, — сказал Квоттербек по внутренней связи. — Много не есть. Пробовать, хвалить, оставлять. Тайтэнд…
— Я понял, — ответил Тайтэнд и сразу же принялся рыскать в поисках оставленной сумки. Он нашел ее в каком-то из домиков, вытащил наружу и уселся ощипывать взъерошенных птиц.
Возле костров не было видно ни одного Мужчины. Все они сидели поодаль и слушали наших проводников, выказывая восхищение короткими выкриками. Их было немного — остальные ушли разглядывать поверженного Дракона и, как потом оказалось, нарезали с него кучу технического мяса, совершенно не пригодного в пищу.
У варева суетились те самые существа поменьше, завернутые в узорные ткани по самые уши. Они тоже переговаривались, но мягкими, приглушенными голосами, и время от времени с завистью заглядывались на яркие синтетические флаги Солнца, полоскающиеся на ветру.
Тайтэнд ощипал птицу, отогнал этих небольших существ от одного из боковых костров и уселся возле него, раскрыв свой мешочек со специями.
Нас усадили на бревно поодаль и вручили по глубокой миске с желтой жирной кашей. Я попробовал опасливо — горячо, но вкусно. Лайнмен съел две ложки и все остальное время размешивал эту кашу так и сяк, а Квоттербек вовсе отставил миску в сторону.
Я был голоден, у меня ныла кое-как залеченная рука, а еще я не так давно был выпущен из колбы и не успел еще сформироваться полностью, поэтому после двух ложек остановиться не смог — меня как отключило.
Организм требовал ресурсов на восстановление и заглушал мой разум. Поэтому я сидел и ел с виноватым потерянным видом.
Ел даже тогда, когда закипел котелок Тайта и запахло крепким ароматным бульоном.
В итоге ко мне подошло одно из маленьких существ, протянуло смуглую грязную руку и вытащило опустевшую миску из моих рук, тут же заменив ее полной. Так я спасся от гнева Квоттербека, потому что, когда он повернулся ко мне, я сидел с нетронутой порцией каши и потихоньку засыпал, сытый и уставший.
Тайтэнд принялся оделять нас бульоном, а я сидел на краю бревна, разморенный и вялый, и плевать мне было на этот бульон.
— Раннинг, — позвал он меня. — Ешь давай.
— Не хочу, — сказал я, и Квоттербек тут же поднялся и подошел ближе. Он широкой ладонью накрыл мой лоб, потом пальцами спустился под ворот куртки и посчитал пульс.
— Руку покажи, — приказал он и присел передо мной на корточки.
Я вылез из рукава и показал. Рана наполнилась кровью, но тонкая нарощенная кожа сдерживала ее внутри. Если присмотреться, то можно было увидеть, как соединяются под белой пленкой сосуды и ткани.