Солнечная богиня
Шрифт:
– Какого братца? – спросила Оля.
– Павла, кого же еще! Он мой двоюродный брат, если вы помните… Я не стану судить его за все те грехи, что он совершил, но то, как он поступил с Лерочкой…
Оля вздрогнула.
– Послушайте, Ваня, вы не обижайтесь… но ведь эту историю вы знаете только со слов своей бывшей жены?
– Да я сам видел все своими глазами! – с отчаянием произнес Иван. – Я видел, как из подъезда выскочила Лерочка, со ссадиной на колене и огромным синяком на лбу, в одной комбинации… рыдая, заламывая руки, и… Словом, я посадил
Оля закрыла глаза. «Кажется, правды я не узнаю никогда… – мелькнуло у нее в голове. – Ох, как мне надоели все эти тайны семейства Локотковых, как мне надоели разговоры о Павле! Уехать бы отсюда… Да, именно так – уехать, – заключила она. – Скорее бы кончилось лето, кончилась моя работа в санатории! Я никогда, никогда больше не вернусь сюда. Пусть Кеша, если хочет, навещает своего деда, а я – ни ногой…»
От принятого решения ей стало немного легче.
– Оленька, к вам пришли… – сказал Иван.
– Кто? – Она открыла глаза.
За кустами застенчиво прятался Олежек. Повязку с руки ему давно сняли, остался только небольшой рубец, щедро политый зеленкой.
– Привет! – помахала ему Оля. – Иди сюда!
Олежек просиял и помчался к ней.
– Тебя отпустили? – первым делом строго спросила Оля.
– Да… Идем играть?
Она потрепала его по светлым волосам.
– Идем… Ваня, не лежите на земле – гамак освободился.
– Ах, мне все равно… – Иван вытер платком лицо. – Такая жарища, что даже шевельнуться лень!
Оля с Олежеком ушли в дальний конец сада, там была огромная куча песка, привезенного для каких-то строительных целей. Поскольку никто ничего строить пока не собирался, Оля с Олежеком решили соорудить из песка замок.
– Я тоже хочу стать доктором, – сосредоточенно копая ямку, сообщил Олежек. – Как ты, теть Оль… Буду резать людей.
– Я никого не режу, – сказала Оля, возводя ограду у будущего замка. – Это хирург режет.
– Да-а? – разочарованно произнес Олежек. – А ты что делаешь?
– Так, провожу внешний осмотр, пишу направления всякие…
– Пишешь?
– Да, очень много писанины! Хотя после Нового года у нас обещают поставить в каждом кабинете компьютеры.
– Я тоже хочу компьютер.
– А мама что говорит?
– Ну, типа купит она его мне… тоже после Нового года, – важно сообщил Олежек. В этот момент целый пласт песка обрушился вниз.
– Ты слишком глубоко копаешь, – сказала Оля. – Да и песок суховат…
– Я окошки делал, – с огорчением произнес мальчик. – Как же без окон?..
– Делай их поменьше… И вообще в замках, кажется, нет окон – только бойницы. Или есть? – задумалась Оля. Она потерлась щекой о плечо, убирая прилипший к ней волос.
– Да какая разница!
– Ты прав, разницы никакой… – засмеялась Оля.
Они возились целый час и возвели нечто вроде вавилонской башни в миниатюре.
Когда Оля отряхивала
– Ладно, Олежек, приходи завтра… – сказала Оля мальчику.
Тот убежал.
– Здравствуй, Оля, – Павел подошел к ней. – Я тебе кое-что привез.
– Что? – испытывая неловкость, спросила она.
Она развернула бумагу и увидела лист кувшинки с цветком, выкованные из металла.
– Так, сувенир, – пожал он плечами. – Я сначала хотел сделать это в виде пепельницы, а потом вспомнил, что ты не куришь.
– Красиво… – пробормотала она. – Но зачем?
Он пожал плечами.
– Я же сказал – сувенир… – буркнул он через плечо и поспешно скрылся за деревьями.
А Оля так и осталась стоять на месте. «Приехал, значит… – с тоской подумала она. – Вот уж не думала, что он так скоро вернется!»
Откуда у нее взялась эта тоска, она и сама не знала.
Павел расположился в библиотеке отца, взял в руки какую-то книгу.
Но не мог разобрать ни единого слова – перед глазами стояла она, Оля.
Невеста Викентия. Нет, конечно, не Дезире, но как похожа! Он и вернулся так скоро потому, что захотел снова ее увидеть. Убедиться еще раз в том, что это не она.
Или она?..
Битых полчаса он наблюдал за тем, как она с мальчишкой увлеченно возится в песке, но ни к какому определенному выводу не пришел.
А какое потрясение он испытал, когда в начале лета все-таки приехал к отцу и увидел этот портрет в саду! Было ясно, что картину только начали рисовать – небрежные мазки, зыбкие контуры… но в цветовых пятнах угадывалось нечто знакомое. Женское лицо – нежный овал, прозрачные глаза, светлые волосы…
Тогда он испытал нечто вроде мистического ужаса и всерьез подумал, что сходит с ума. Дезире, его пропавшая мечта, глядела на него со смутной улыбкой. (Это при всем при том, что он ни разу не видел, как Дезире улыбается или плачет!)
«Во сне и наяву, везде и во всем я вижу только тебя…»
Он то приближался к только что начатому наброску, то отходил назад, но чем дольше он всматривался в еще не высохшие мазки, тем меньше у него было уверенности. Да не может быть, чтобы это была она! Нелепо, глупо – он искал ее по всей Москве, а она вдруг появилась на даче у его отца…
Потом узнал – портрет рисовали с невесты Викентия. Увидел ее в первый раз на берегу реки и опять пришел в ужас – Дезире!
Снова долго приглядывался, видел сходство, поначалу бесспорное, но постепенно его уверенность в этом таяла. У Оленьки Журавлевой волосы были хоть и светлые, но абсолютно прямые, словно утюгом по ним прошли, черты лица более резкие, движения порывистые и какие-то суетливые… Голос? И голос другой – слишком отчетливо проговаривались слова, а у Дезире голос был глуховатый, мягкий, тающий, без интонаций… Он обволакивал, как утренний туман.