Солнечная лотерея (сборник)
Шрифт:
Маккаффи посмотрел на винтовку.
– Ну–ка покажите, что за штуковина? Ага, старая подружка А–пять. Ну что, парни, дадим им всем прикурить? – Он, верно, принял Пратта за забияку ветерана, который давно не дрался. – Только без команды не стрелять, понятно?
– Там столько народу, – беспокойно заговорил сержант.
– Как вы думаете, они… мы сможем их остановить? – волнуясь, спросил другой, еще совсем мальчишка. – Они же все посходили с ума – черт знает, чего от них ждать!
– Успокойся, – пробормотал Маккаффи,
– Они сами хотят, чтобы мы открыли огонь, – сказал сержант, – для того и вышли. Они же все видят… и Джонс прекрасно знает, что мы собираемся его окружить. Ему ведь известно будущее. Именно этого он и добивается.
Из развалин подуло теплым ветерком. Вдалеке, на фоне мутного неба, не спеша двигалась колонна транспортных машин. Люди вокруг Пратта нервничали, беспокоились: они то держали винтовки на изготовку, то клали их на кабину и на борта кузова и, приставив ладонь ко лбу козырьком, тревожно всматривались туда, где колыхалась серая масса людей.
– Скоро начнется, – заметил Маккаффи.
Толпа послушно выстраивалась позади серых фаланг.
– Интересно, сколько их там? – спросил Пратт.
– Тысячи. Миллионы. Думаю, вожак поедет на своей тачке, а остальные пойдут за ним, как стадо баранов. – Маккаффи показал на стоящий на обочине лимузин. – Вон, видишь, какой–то богатенький дружок сделал ему подарок.
– Нет, он пойдет впереди, – заметил какой–то журналист, услышавший слова Маккаффи. – У них все по плану, я читал эту бредятину, они напечатали, так вот там как раз написано, что он пойдет впереди.
– Ну да, и я так думаю, ему надо идти впереди, – сказал Пратт.
– Вы что–нибудь знаете о нем? – спросил репортер, и на его пухлом лице промелькнуло выражение страха и репортерской жадности. Типичный берлинский газетчик в мешковатом твидовом костюме, с трубкой во рту, прожженный циник, которому на все наплевать, кроме информации.
– Нет, – ответил Пратт.
– Это правда, что он беглый каторжник, что он бежал из какого–то лагеря в Боливии?
– Я слышал, что раньше он выступал на ярмарках вместе с мутантами, – сказал сержант. – Он ведь сам мутант, у него во время войны крыша поехала.
Пратт молчал. Что–то голова разболелась от слишком яркого солнца, от пыли, от сухого горячего ветра. Скорей бы все кончилось.
– Послушайте, – обратился репортер к Маккаффи, – скажите мне вот что. Вот эти парни, которые там. Они просто делают бабки, верно? Что вы об этом думаете?
– Проваливай, – пробормотал сквозь зубы майор.
– Ну да, они просто делают свои бабки, вот и все. Ну что такое Джонс? У него ведь много богатых приятелей, верно? Он ведь какой–то там поп или что–то в этом роде. У него какая–то религия, верно? Богатые швыряют ему деньги, шикарно его одевают, дарят машины там, драгоценности, он трахает любую бабу, какую захочет, верно?
Никто ему не
Тогда репортер обратился к высокому худому полицейскому, который прижался к борту грузовика, до зубов вооруженный ручными ракетами.
– Эй, – осторожно сказал он, – разве Федправ не призывает к колонизации? Эти ведь тоже собираются начать великое переселение… Я никак не могу въехать во все это.
– Боже мой, – жалобно забормотал репортер, – я просто пытаюсь понять. Должна же быть какая–то точка зрения… Я пытаюсь догадаться, при чем тут этот Джонс.
В кузов вскарабкался маленький румяный полицейский, таща за собой телефонные провода.
– Слава богу, добрался, – задыхаясь, сообщил он Маккаффи. – Если они прорвутся к городу, будет свалка.
Репортер положил руку на его плечо.
– Послушай, дружище, что тут, черт возьми, происходит? Зачем там эти бандиты?
Тяжело дыша, полицейский ответил:
– Это не бандиты.
– А кто же они? Ты–то сам как думаешь?
– Были бы это бандиты, никаких проблем не было бы. Мы бы от них откупились, и все.
– Интересно. – Репортер вяло разглядывал его. – А ты сам когда–нибудь видел этого Джонса?
– Нет, не видел, – ответил краснолицый. – Зато моя жена как–то раз поздоровалась с ним за руку. – И он добавил: – Она тоже состоит у них членом.
– Не врешь? – недоверчиво поглядел на него репортер.
– Скорей всего, она и сейчас там, с ними.
– Давай–ка топай обратно, – со злостью сказал Маккаффи, – доложи, все в порядке.
Полицейский послушно пошел к заднему борту и спрыгнул на дорогу.
Репортер черкнул что–то в своем блокноте и снова сунул его в карман. Он с любопытством уставился на винтовку Пратта.
– Что это у тебя, папаша?
Пратт не ответил. С каждой минутой ему становилось все хуже, а тут еще это солнце бьет прямо в глаза. Во рту пересохло. Начинался приступ застарелой малярии: он ощутил дрожь во всем теле, слабость и озноб. Так всегда с ним случалось, когда приходилось убивать.
– Зачем тебе эта чертова железяка? – приставал репортер. – Ты что, собираешься снести кому–нибудь череп?
– Пошел вон отсюда, козел, надоела твоя вонючая болтовня, – сказал худой полицейский. – Пока и тебя заодно не шлепнули.
– Ой–ой–ой, – процедил писака, – уж и слова сказать нельзя, какие мы тут нервные. – Он отошел в дальний конец кузова. – Чем вы лучше этих бандитов…
Пратт вытер пот с верхней губы и положил винтовку на борт. Блеск ствола слепил глаза; стало совсем жарко. Глазам было больно, колени дрожали. Он гадал, скоро ли серая масса двинется вперед. Наверное, уже скоро.
– Дай посмотреть, – попросил он Маккаффи.
– Не урони. – Майор передал ему бинокль; руки его тряслись. – Господи, они меня уже достали. Если что–нибудь будет не так, я попаду в лагерь вместе с ними.