Солнечный круг
Шрифт:
Мы с Витькой молча переглянулись: нам даже в голову не приходило — искать какие-то другие выводы. И чего он мудрит, этот Фроликов? Ясно же, что Африкан и его дядюшка просто рассчитались с нами, воспользовавшись тем, что мы, растяпы, не оставили на плоту дежурного.
— А вывод мы можем сделать лишь один, — задумчиво сказал Фроликов, — они вас отсюда хотели выкурить. Очень вы неудобное, с их точки зрения, место для стоянки выбрали. Нежелательно им было, чтобы вы на этом месте оставались, понятно? А ради этого и рискнуть стоило. Они ведь на что рассчитывали? Что вы возле плота
— Так, — ответил я и прикусил губу. Смутная догадка обожгла меня. Я уже понял, к чему клонит Фроликов, но боялся в это поверить. Слишком уж просто все получалось, неожиданно просто, и было обидно до слез, что мы сами не смогли до этого додуматься, что ничего бы, наверно, не сделали, если бы не вылез медведем из кустов к нашему костру «рыбный надзиратель», которого, на наше счастье, прислал из Крупицы капитан буксира дед Кастусь. — Выходит, они спрятали рыбу где-то здесь, неподалеку от нашей стоянки…
Фроликов кашлянул и прикрыл рот рукой.
— Все-таки дошло! Вот и я так думаю. Иначе в этом поджоге нет никакого смысла. Хулиганство, да и только. А «Мухомор» слишком хитер, чтобы бессмысленно рисковать. За одно боюсь: не забрали ли они свою добычу, пока вы к плоту бегали?
— А у нас Ростик оставался, — сказал Витька. — Он-то не пропустил бы…
— Ну, что ж, значит, нужно все изобразить так, будто вы клюнули на их удочку. — Фроликов затоптал окурок и набрал охапку хвороста. — Нагружайтесь топливом, там собирать времени не будет.
Лохматые облака задернули луну, ветер шумел в кустах, заглушая наши шаги, и ни огонька не было в окнах угрюмого дома на бугре, и ниже, там, где темнели дома деревни. На повороте, где виднелись неясные очертания нашего плота, мы быстро установили палатку и разожгли костер. Сухой, как порох, хворост ярко вспыхнул в ночи, и Фроликов удовлетворенно сказал:
— Вот теперь порядок. А они знали, где плот палить: сверху это место — как на ладони. Погодите, я сырого подкину, чтоб до утра огонь не погас. Чтоб уж «Мухомор» не сомневался, что вокруг пальца вас обвел.
Он притащил с берега два толстых сосновых чурбака и кинул в огонь. Затем сделал знак рукой, и мы пошли назад.
Неподалеку от бухточки, где вчера вечером «Кон-Тики-2» стал на свою последнюю стоянку, Фроликов остановился.
— Поднимись вверх к дороге, — сказал он мне. — Замаскируйся в кустах и наблюдай. Если что-нибудь заметишь — тихонько свистни. Витька будет неподалеку, я тоже, услышим. Нужно взять под обзор побольше места, чтобы ни со стороны деревни, ни с реки незамеченным никто подойти не мог. — Фроликов положил мне на плечо руку. — Не боишься один остаться?
— Еще чего, — разозлился я. — Да что я вам — девчонка, что ли!
— Тогда давай действуй.
Он с Витькой пошел дальше вдоль берега, а я нырнул в кусты.
Есть такое время перед рассветом, когда особенно сгущается темнота. Блекнут звезды, и луна скрывается где-то за дальним лесом, и не темно-синим, а черным
Я выбрал себе наблюдательный пункт за толстенной сосной, которая высилась неподалеку от дороги: сквозь редкий подлесок можно было различить серую ленту, сползавшую вниз, к реке. Отсюда хорошо был виден дом «Мухоморов»: огромным стогом сена темнел он на бугре, вот-вот его должна была осветить первая зорька. Я долго не сводил глаз с этого бугра, прижавшись к теплой шершавой коре сосны, а потом почувствовал, что у меня от усталости подкашиваются ноги, и сел на мягкий шильник. Мы обязательно поймаем «Мухомора». Поймаем с «вещественными доказательствами», и тогда он получит по заслугам. «Не таким собакам хребты ломали!» — вспомнил я слова отца и усмехнулся: никуда не денешься, «дядя Клава», сломаем и тебе хребет.
Сосна была теплой, казалось, она впитала в себя днем солнечные лучи, а теперь понемножку отдавала их. Моя рубашка высохла у костра, но все-таки меня знобило. Скорей бы солнце встало, окоченеешь до утра…
И вдруг я услышал вверху какой то подозрительный шорох. Я задрал голову и обмер: сверху по сосне, цепляясь за сучья, ко мне спускался… Африкан. Он держал в зубах огромного золотистого язя, и язь бил его хвостом по лицу: шлеп, шлеп… «Вот чудеса, — подумал я, — откуда он тут взялся? Когда он залез на эту сосну, ведь я уже вон сколько времени сижу под ней! Неужели они там, наверху устроили свой тайник?»
Нужно было свистеть и звать на помощь, но я не мог даже руки поднять, даже привстать. Я лежал на боку и смотрел па Африкана и на красавца язя, которого он сжимал зубами, и Африкан смотрел на меня и ухмылялся. На нижнем сучке он присел и сверху вниз бросился на меня.
Я рванулся в сторону и… открыл глаза.
Уже рассвело. Ветер торопливо гнал по небу набрякшие облака, стирая последние остатки ночи. По земле стлался туман, реденький, прозрачный, как паутина. На дороге, неподалеку от меня, стоял мотоцикл. Какой-то человек в длинном брезентовом плаще торопливо укладывал в коляску мотоцикла черный мешок. С мешка на дорогу тоненькими струйками стекала вода.
«Проспал! Проспал, проворонил, — подумал я. — Про-воро-ни-и-ил!»
Я вскочил на ноги. Человек уже застегивал ремни чехла. Видимо, подо мной хрустнула ветка — он оглянулся.
Это был «дядя Клава».
— Стой! — сдавленно крикнул я и бросился к дороге. — Сто-о-ой!
«Мухомор» вскочил в седло. Пронзительно, на весь лес застрекотал мотор. Мотоцикл рванул с места, как вчера рванула моторка, и… заглох. Прокатился с десяток метров по инерции и замер.
Я выбежал на дорогу.