Солнечный листопад-1 (ч.1-6)
Шрифт:
– Не зови, захочет - сам придет!
– На доску поочередно отправились освобожденные от целлофана крабовые палочки.
– Лучше мне помоги!
Леша пожал плечами и закрыл дверь.
Его приспособили чистить вареные овощи для салата. Мне просто стоять у стенки не дали и тоже приспособили к делу - я помогала Мари с нарезкой. Увильнуть не дали, строго отрубив, что готовится на всех, значит - все должны участвовать в готовке. Ну а я... точнее, мой некормленый желудок все за меня и решил. Я осталась.
Через какое-то время Сергей все же решился зайти,
В общем... вот так мы с Мари остались одни. Повисла нездоровая и угнетающая тишина. Стук ножа - не в счет.
– Скажи, Соня, - первой нарушила она тишину, - вы с братом уже встречаетесь?
– Нож дернулся в руке, и я едва не полоснула по указательному пальцу, придерживающему перец. Покосилась на девушку, та, не скрывая, в ожидании ответа смотрела на меня с любопытством.
– Н-н-н-е-е-ет...
– страшно заикаясь, выдавила я.
Девушка непонятно чему кивнула и вернулась к нарезке. Вжих, вжих - и ломтики один к одному. Никогда так не умела...
– Вы одинаково реагируете на один и тот же вопрос, - ответила она на невысказанный вопрос.
– То есть?
– сбивчиво переспросила.
– То есть, вы одинаково нервничаете, едва заходит вопрос о ваших отношениях. Лекс - так вообще в последнее время убегает от меня, ссылаясь на какие-то супер важные дела.
– Она усмехнулась.
– Дураки вы. Оба. Зачем тянуть кота за хвост, если каждому из вас все понятно? И если Лекса я еще понимаю, то ты-то что медлишь?
Я совсем смутилась.
– Я... не знаю.
– И неожиданно разоткровенничалась.
– Боюсь сделать неправильные выводы и потом больно уколоться на собственной глупости.
Девушка рассмеялась. Ну что у этих двоих за привычка - смеяться над моими словами?
– Не уколешься, не волнуйся. Я правду говорю, поверь, - улыбнулась она, на секунду повернувшись.
– Я Лекса с детства знаю, как облупленного, хоть он до сих пор тешит себя надеждой, что сестренка ничегошеньки не видит и не замечает. А я замечаю! И вот что скажу тебе - он определенно и безоговорочно ведет себя как типичный влюбленный. Может надолго задуматься, только спросишь - чего это он, брат нервничает и отмахивается, мол, ничего такого. И о тебе говорит ну слишком часто, а глаза в это время такие мечтательно-затуманенные... Не подозрительно, нет?
– Я нерешительно кивнула, пытаясь справиться с расшалившимся сердцем.
– Вот и я про тоже. Подозрительно. И вполне определено. Он влюбился в тебя, и это не баловство. Все серьезно... Ну а ты?
– неожиданно спросила она через паузу.
Осталось только перемешать - и все, еще один салат готов. А потом нужно идти на кухню, чтобы мастрячить картошку "по-французки".
– Я люблю его. Очень сильно.
Как, оказывается, просто сказать эти слова... Почему-то с Мари не покидает ощущение легкости и доброжелательного настроя. Легко говорить все, что на душе. Странно все это... Может, все дело в гипнотической
Мари так радостно улыбнулась, что мне даже неловко стало.
– Спасибо! Правда, спасибо. Лекс очень хороший, ты даже не представляешь, насколько. Ты только не обращай внимания на его закидоны!
– Она засмеялась, поначалу задорно, но потом как-то... невесело. Отвернулась. Молча доделала салат. Схватила сковороду, масло. Я - соль и спички, и пошла за ней.
Девушка остановилась около двери.
– Ты только не причиняй ему боль, - тихо сказала она.
– Не смей. Никогда. Иначе я никогда тебе этого не прощу.
В ее голосе не было угрозы, только боль. Но эта боль действовала похлеще всякий угроз.
Она тоже любит и дорожит своим братом. И я ее понимаю - сама ведь так же трясусь над Лежиком и Толей. И тоже, если что, разорву любого, кто посмеет причинить им вред... только никогда не говорю этого. Элементарно стесняюсь. А вот она - нет.
Прекрасно понимаю ее чувства, также дорожу Лешей, человеком, раскрасившим мой мир... разве я способна причинить ему боль? Никогда. Уж лучше себе. Это я и повторила вслух.
– Вот и хорошо!
– воскликнула она веселым и беззаботным тоном. Словно ни о чем таком мы с ней и не говорили... Я улыбнулась в ответ. Да, так намного легче. Мы получили ответы на свои вопросы. Она успокоилась, поняв, как я отношусь к ее брату, а же... я же, к безмерному счастью, немного убедилась, что я все же нравлюсь Леше.
– О! Дверь открыта...
– немного удивленно пробормотала девушка.
Вроде я самолично ее закрывала... и никто не выходил...Но открыта.
Наверное, я ручку не до конца провернула.
На кухне царили мы и только мы. Остальные, похоже, сбежали, видя такую невероятную картину, как семьдесят седьмая - великая комната почитателей полуфабрикатов, супов быстрого приготовления и прочей гадости на скорую руку, за готовкой. Пусть и недобровольной. Заляпано было все. Не преувеличиваю. Не только плиты - на них вообще было страшно смотреть, - даже кафельные стены и пол! Сергей сидел на подоконнике, и представлял собой воплощение смертельного уныния. Особенно оно обострялось, когда парень смотрел на плиту - что и делал, когда мы вошли, кстати. А вот за самой плитой стоял подозрительно бодрый, напевающий под нос какой-то веселенький мотивчик Леша. Он помешивал в кастрюльке аппетитно побулькивающий суп и был на удивление доволен жизнью.
Мари чуть не выронила сковороду, когда увидела кухню во всей ее красе. Я была повыдержаннее - свежи воспоминания, как папа на восьмое марта ежегодно пытается что-то приготовить, и в результате наша кухня превращается вот во что-то подобное, - поэтому все лишь слегка подавилась.
– Вы что натворили?!
– возопила она, очень сильно напоминая пароходную сирену. Леша глянул на нас, одарив меня таким нежным взглядом, что у меня едва не подкосились вареные макаронины-ноги, а потом осмотрелся, будто впервые заметил, какая вокруг грязь. В цвете выглядит еще живописнее, не сомневаюсь.