Солнечный свет
Шрифт:
– И – прости – поскольку на вид у тебя все части тела на месте, это не могли быть зомби или вурдалаки.
В «Кофейне Чарли» именно я была экспертом по Другим. Большая часть персонала не хотела ничего знать, как не хотела знать большая часть человеческого населения, а наши оодовцы воспринимались просто как клиенты, которые носят слишком много хаки. Мэл говорил, что от историй про Других у него чешутся татуировки.
– Мы с Сэди подумали, что тут, должно быть, замешаны какие-нибудь демоны. Сэди… ну, Сэди поговорила с парой специалистов-психиатров, с которыми ты общаться не хотела, и они сказали, что такая встреча могла иметь как раз такие травматические последствия, и что тебя нужно оставить в покое, если ты не хочешь рассказывать.
Хорошо бы это оказалось
– Она рассказала им о моем отце? – осторожно спросила я.
Чарли покачал головой.
– Я сам практически забыл о твоем отце – до недавней ночи. Мне никогда всерьез не приходило на ум, что случившееся с тобой как-то связано с вампирами. Мнэ-э-э… люди от вампиров не уходят. Как и не избавляются от кровопийц с помощью кухонного ножа.
Это знал даже Чарли.
– Да. Вот и оодовцы; так же говорили.
Чарли на минуту замолк. Я думала: если Чарли забыл о моем отце, то он не может быть добровольным помощником Службы спасения. Мать никогда не рассказывала ему о прапратетушке Маргарет, которая хромала, потому что ее левая нога была короткой, ороговевшей и с копытом. Или кем там прапратетушка Маргарет была, и кровь каких демонов текла в ее жилах. Короче, мама держала свои страхи при себе. Я уже говорила, что она храбрая: сперва позволила своим родителям выгнать ее, чтобы выйти замуж за отца, потом в одиночку бросила вызов Блейзам, когда ушла от него. Любая здравомыслящая женщина, которая в прошлой жизни не была гунном Аттилой, нашла бы много причин оставить меня на попечение семье моего отца. И они приняли бы: пойди мое развитие плохо, они, возможно, стали бы отрицать, что я – их родня, но они заботилисьбы. И, пойди я в плохую сторону, они хотели быбыть рядом, чтобы сдерживать меня – ради себя, если не ради меня. Так что она была вдвойне смела – или безрассудна. Блейзов было, наверно, немного и до войны, но они были грозны.
Бывают оченьсильные демоны. Сильнее любого человека. Хотя сильные демоны, как правило, глупы.
– Что ты собираешься делать? – спросил Чарли.
– Продолжать печь булочки с корицей, – немедленно ответила я.
Чарли едва заметно улыбнулся:
– Это, конечно, я и хотел услышать…
– Это ли? – осведомилась я. – Ты хочешь, чтобы кто-то такой… – так очевидно… – не просто слабенький магодел, но кто-то… ну, в общем, с вампирами…И ты хочешь, чтобы кто-то вроде этого – вроде меня – пек здесь булочки с корицей?
– Да, – кивнул Чарли. – Да. Ты делаешь лучшие булочки с корицей, вероятно, в мировой истории. Остальное не имеет значения. Мы платим налоги, чтобы ООД заботилось о Других. Тынужна нам здесь. Если ты хочешь быть здесь. Мне все равно, кто твой папа. Или что еще ты можешь делать с кухонным ножом.
Я посмотрела на него. У него были все права хоть пинком меня вышвырнуть – люди не любят, когда в штате их ресторанов состоят странные магоделы. Но я была членом этой семьи, этого клана, членом причудливого сообщества, каким была «Кофейня Чарли». Даже ключевым членом. Моим долгомпо отношению к этим людям было не сойти с ума. С топором или без.
И остаться в живых.
«Кофейня Чарли»: странный крошечный факел Старого Города в сгущающейся тьме.
Интересная перспектива в свете текущих событий.
– Тогда все в порядке, – сказала я.
– Хорошо. – Чарли открыл дверь снова и неторопливо вышел.
Той ночью я опять легла в кровать в джинсах и фланелевой рубашке. Проснулась в полночь и ощупью направилась в туалет, по пути споткнувшись о порог. Вернулась в постель и немедленно заснула опять. Тревога прозвучала в три сорок пять.
Он
Вчерашнее чувство возмущения – абсурдное, как обида подростка, которого не пустили на вечеринку – исчезло, будто свечу задули. Я волновалась.
Тот факт, что последние четыре дня – с тех пор как Константин сказал мне об отраве – рана горела так, будто к моей коже спичку поднесли, воспринимался как нечто второстепенное. Будто теперь, когда диагноз был поставлен, не имело значения, каков он: самого знания было достаточно. На несколько дней. Рана так кровоточила, что мне приходилось не только держать ее забинтованной, но и менять тампон хотя бы раз в день. Мне было все равно. Я делала это, не думая. Тяжелое, непроходящее чувство усталости делало процесс легче, чем если бы я была энергична и внимательна. Единственная проблема – найти на коже участок, еще не воспаленный от лейкопластыря, и прилепить его туда. Можно было купить хирургический пластырь, который при снятии не отдирает кожу – но это означало признать существование проблемы. Я ничего подобного не признавала. Поэтому кожа вокруг разреза выглядела ободранной.
Настоящая проблема заключалась в том, что он обещал вернуться – и не вернулся.
Дела принимают скверныйоборот, если я уже стала волноваться за вампира. Ну – все ведь и было плохо, и я волновалась. Мне он не виделся в числе способных подвести. Если можно судить вампира человеческими мерками – а это было бы ошибкой.
Но если он обещал вернуться, то вернется. Я верила. А он все не приходил.
После того, как я закончила утреннюю выпечку, остаток дня целиком принадлежал мне. Паули, до сих пор охрипший, но уже не чихающий, вошел и принялся за «Лимонное Чревоугодие» и мраморный торт с патокой, а я пошла домой – искать в глобонете любые сообщения о вампирах. Благодаря моему своеобразному хобби я платила за выход в сеть регулярнее, чем считали нужным большинство домашних пользователей, и мне не приходилось идти в библиотеку каждый раз, когда меня интересовал свеженький репортаж о Других. Если что-нибудь есть, я наверняка смогу найти. Когда какая-нибудь долгая межвампирская распря достигает развязки, трупов обычно достаточно, чтобы всполошились даже самые заштатные службы новостей. Возможно, эта вражда была малозначимой, местной, но наши службы новостей нельзя отнести к заштатным. Я верила, что в этот раз Константин, зная то, что он знает, дорого продаст свою жизнь, случись Бо поймать его снова.
Если так, то он не вернулся потому, что его опередили. Если я заранее не оказалась в числе аутсайдеров, как школьница, идущая на выпускной бал с абсолютным неудачником. Можно сказать, с изгоем. Ха-ха.
Я не смогла ничего найти. Просмотрев все местные файлы, я переключилась на национальные, потом – на международные. Случай, наиболее похожий на то, что могло меня интересовать, произошел в Македонии. Но в Македонию он, пожалуй, угодить не мог.
Я собиралась поискать толкование иероглифов в надежде перевести знаки на моем амулете, но не смогла достаточно себя заинтересовать. Вместо этого я убрала в квартире. Пересортировала стопку книг для немедленного прочтения. «Алтарь Тьмы» отправился в низ стопки, хотя от пыли я его протерла первым. Вымыла полы. Вычистила раковины. С помощью соды отчистила от пятен чайник и свои любимые кружки. Пропылесосила. Сложила белье. Даже вымыла несколько окон. Терпеть не могу мыть окна. Я слишком вымоталась для такой тяжелой работы, но не могла сидеть на месте. А на улице было пасмурно – день не располагал к тому, чтобы выйти и полежать под открытым небом.
К вечеру я вымоталась до предела и чувствовала легкую тошноту.
В шесть я съела сэндвич с яйцами и сыром на двух кусках ржаного хлеба собственной выпечки, а в семь легла в кровать. Я сдалась. Надела ту же ночную рубашку, что была на мне четыре ночи назад, и забралась под простыни. Заснуть оказалось не так-то просто, но чувство было такое, будто мои мысли вращаются все быстрее – или, возможно, так сказывалось наконец действие побеждающего яда. Наконец я почувствовала головокружение и упала в бессознательность.