Солнечный ветер (сборник)

Кларк Артур Чарльз

На изрезанном неровными линиями горизонте исчезли многочисленные купола города, и через некоторое время они свернули с главной дороги на едва различимую тропинку. Прошло еще десять минут, и Купер увидел впереди сверкающую полусферу, которая стояла на одиноком скалистом уступе. Около нее замерла машина с красным крестом. Получалось, что они здесь не единственные посетители.

Кроме того, их явно ждали. Как только они подъехали к куполу, появилась гибкая труба воздушного шлюза, которая обхватила их автомобиль. Раздалось короткое шипение, давление выровнялось, и Купер

последовал за Чандрой в здание.

Оператор воздушного шлюза провел их по извивающимся коридорам и пересекающим их проходам в самый центр купола. Время от времени они проходили мимо пустующих в это воскресное утро лабораторий, каких-то приборов, компьютеров — все самое обычное, ничего особенного. Вскоре проводник завел их в большую круглую комнату и тихо прикрыл за ними дверь.

Они попали в маленький зоопарк. Повсюду стояли клетки, аквариумы, банки, в которых содержались самые разные представители земной фауны. Гостей встречал невысокий седовласый человек с несчастным и обеспокоенным выражением на лице.

— Доктор Хейстингс,— сказал Кумарасвоми.— Позвольте представить вам мистера Купера.

Старший инспектор повернулся к своему спутнику и добавил:

— Я убедил доктора, что есть только один способ тебя успокоить — рассказать все.

— По правде говоря,— сказал Хейстингс,— не уверен, что происходящее по-прежнему следует хранить в тайне.

Голос у него дрожал, и Купер заметил, что он с трудом держит себя в руках. Так-так, скоро нас ждет еще один нервный срыв!

Ученый не стал тратить время на такие формальности, как рукопожатие, а просто подошел к одной из клеток, вынул из нее маленький мохнатый комочек и протянул Куперу.

— Знаете, кто это? — резко спросил он.

— Конечно. Хомяк — стандартное лабораторное животное.

— Верно,— подтвердил Хейстингс,— самый обычный золотистый хомяк. Только вот этому экземпляру исполнилось пять лет — как и всем остальным его собратьям по клетке.

— И что тут необычного?

— А ничего, совсем ничего... если не считать такой мелочи, как тот факт, что хомяки живут всего два года. У нас тут есть такие, которым уже исполнилось десять.

Несколько мгновений никто ничего не говорил, но в комнате слышалось шуршание, шорох, скрежет, тоненькие голоса животных.

— Боже праведный, вам удалось найти способ продлить жизнь,— прошептал Купер.

— Ничего подобного,— возразил Хейстингс,— Мы к этому не имеем никакого отношения. Луна нам его подарила... и, будь мы не так близоруки, могли бы и сами догадаться.

Казалось, ему удалось взять себя в руки — словно он снова стал ученым, которого привело в восторг потрясающее открытие — вне зависимости от его последствий для человечества.

— На Земле,— сказал он,— мы всю жизнь сражаемся с гравитацией. Она истощает наши силы, расслабляет мышцы, меняет форму желудка. Как вы думаете, сколько тонн крови наше сердце прогоняет по кровеносным сосудам за семьдесят лет и сколько всего получается миль? Эта работа и напряжение снижено здесь, на Луне, в шесть раз. Человек весом в сто восемьдесят фунтов на Луне весит всего тридцать.

— Понятно,— медленно протянул

Купер.— Хомяки прожили десять лет,— а сколько же тогда отведено человеку?

— Закон, который здесь действует, не так прост,— ответил Хейстингс.— Очень многое зависит от размеров и вида живого существа. Еще месяц назад мы не смогли бы определенно ответить на ваш вопрос. Сейчас мы твердо знаем, что на Луне человек может прожить около двухсот лет — по меньшей мере.

— И вы хранили свое открытие в тайне!

— Идиот! Неужели вы не понимаете?

— Успокойтесь, доктор, не стоит так волноваться,— мягко проговорил Чандра.

Сделав над собой усилие, Хейстингс снова взял себя в руки и продолжал говорить с таким ледяным спокойствием в голосе, что его слова жалили, словно замерзающие на холодном ветру капли дождя.

— Представьте себе тех, кто там живет.— Он показал рукой на купол, в сторону невидимой Земли, о присутствии которой никто на Луне не забывал,— Их шесть миллиардов, они заполонили все континенты и теперь пытаются заселить даже моря. А здесь...— Он ткнул пальцем в пол.— Нас всего сто тысяч и целый пустой мир. Но, чтобы существовать в этом мире, нам требуются чудеса техники и инженерного искусства, а человек с уровнем интеллектуального развития ниже ста пятидесяти никогда не найдет здесь работу.

И вот мы обнаружили, что можем прожить двести лет. Подумайте, как они отнесутся к такому известию? Теперь проблема в ваших руках, мистер журналист: вы сами напросились, вот и выпутывайтесь. Только скажите мне, пожалуйста, как вы намереваетесь сообщить им потрясающую новость?

Он ждал ответа довольно долго. Купер открыл было рот, но тут же его закрыл, не в силах ничего придумать.

В дальнем углу комнаты заплакал детеныш обезьяны.

Лето на Икаре

Очнувшись, Колин Шеррард долго не мог сообразить, где он. Он лежал в какой-то капсуле на круглой вершине холма, крутые склоны которого запеклись темной коркой, точно их опалило жаркое пламя; вверху простерлось черное как смоль небо с множеством звезд, и одна из них, над самым горизонтом, напоминала крохотное яркое Солнце.

Солнце?! Неужели он так далеко от Земли? Не может быть. Память подсказывала ему, что Солнце близко, угрожающе близко, оно никак не могло обратиться в маленькую звезду. Вдруг в голове у него прояснилось. Шеррард знал, где он, знал точно, и мысль об этом была так страшна, что он едва опять не потерял сознания.

Никто из людей не бывал еще так близко к Солнцу.

Поврежденный космокар лежал не на холме, а на сильно искривленной поверхности маленького — всего две мили в поперечнике — космического тела. И быстро опускающаяся к горизонту на западе яркая звезда — это огни «Прометея», корабля, который доставил Шеррарда сюда, за миллионы миль от Земли. Товарищи, конечно, уже недоумевают, почему не вернулся его космокар — замешкавшийся почтовый голубь. Пройдет несколько минут, и «Прометей» исчезнет из поля зрения, уйдет за горизонт, играя в прятки с Солнцем...