Солнечный ветер
Шрифт:
Тогда, после Сашкиного звонка, в нем снова, уже в последний раз, трепыхнулось что-то, и он решил: поедет. Поедет, чтобы под любым предлогом попасть к Брагинцу и повидать его дочь. Вдруг… ну вот вдруг!!! Вдруг можно хоть как-то переломить случившееся.
Ему казалось, что он движется внутри лабиринта, выход из которого может быть только один и все предрешено. А тут внезапно стукнуло что-то там переламывать. Вот и врезался на полном ходу в бетон.
Он тогда собрал все пленки и бумаги, которыми прежде шантажировал Брагинца, подумал: отдаст и все. Нахрена оно надо, чтоб пальцы свербели у самого и чтоб Сашка дурил. Помирятся. Он узнает, как Милана. В то,
Но стоило увидеть потемневшего лицом Брагинца и похожую на тень от себя Наталью, как стало ясно: Миланы в доме нет с того самого вечера, когда он просил ее руки.
Впрочем, ему тоже были не рады. Сашка молча, с бокалом коньяка в руках, сжег свидетельства своего преступления в камине. Потом глянул на Стаха и мрачно сказал: «А я ведь дедом стал на прошлой неделе. Что ж ты не поздравляешь?»
«Милана родила?» — оторопело переспросил Шамрай.
«Родила. Пацана, вроде. Внук у меня, Стах».
«И… и где же она?»
«А понятия не имею. Наталка не колется, я не спрашиваю. А ведь это все ты, сука. Твоих рук дело. Ты, тварь, влез. И щенок твой».
Мгновение Стах позволил себе удивляться. Думал же раньше, что их дружбы ничего не разрушит, а тут вот как… После усмехнулся, искривив губы, и так и ответил, с выражением крайней брезгливости на лице:
«Да я-то, может, и тварь, а Назар мой, может, и щенок. Да только дочь у тебя, Саша, последняя блядь. И этого уже не исправить. Будет и у тебя в семье свой байстрюк, и еще неизвестно единственный ли».
Потом потянулись дни. Одинаково одинокие и пустые. Он потерял всех. Предпочел всем близким одну-единственную лярву и потерял всех. Не только партия — вся игра была им проиграна с сокрушительным счетом. А все из-за девки, которая даже своего бастарда ему не доверила. Перемолола ему все кости, лишила семьи — и даже не поняла, что натворила. Как же он ненавидел ее. Как он ее ненавидит по сей день! Какое же счастье, что Назар так и не нашел ее!!!
Окончательное решение о том, чтобы завести ребенка, Стах принял вскоре после разговора с Брагинцом. Все откладывал, все думал, ни к чему теперь. И возраст не тот, и Назара, может, еще вернет. Все же парень хорошую специальность выбрал, нужную в их деле и в их краях. Но когда однажды племянник приехал навестить сына, а к нему даже не заглянул в тот визит — люди пересказали, что был, — тогда он и решил окончательно. И несколько следующих лет занимался Адамом.
Адамом. На которого не хватило сил. Душевных сил на любовь — не хватило. Не рассчитал себя. Не знал самого себя до конца. Выгорел весь. Дотла. Ни бабы не нужны, ни собственный ребенок, который и родился больным — столько вынести пришлось. И потому он даже привыкать к нему боялся, вдруг умрет во младенчестве, а ему как дальше? А когда недуг отступил, этот ребенок не стал нужнее. Не было у него ребенка. В сердце его — не было. Всех он одинаково не подпускал. И до дрожи шарахался чувств — вдруг скрутит снова. И их же хотел испытать хотя бы один-единственный раз. Испытал.
Испытал, когда опять, спустя столько лет, увидел ее — блядь, которая так ему и не досталась. И как четырнадцать лет назад — скрутило кишки от желания и невозможности прикоснуться. Наверное, потому спустя все эти годы он решил ее наказать. Всего раз. Ненадолго. Чтобы она тоже почувствовала, каково было ему — оглушенному и одинокому человеку, которым пренебрегли.
Стах коротко
Потому что чертов Назар накопал, нашел, узнает.
Потому что сегодня он найдет своего сына.
Хорошая такая месть от судьбы за малодушие.
Голову Шамраю унесло в тот день, когда стали известны результаты последнего обследования. Рак сжирал его внутренности и без должного лечения ему оставался год. Да и с ним никаких гарантий — только мучиться больше придется от терапии, тогда как можно последние месяцы провести почти нормально. Лечиться Стах не хотел. А мысли взрывались как от ядерного удара. Потому что напротив него стояла его несбывшаяся молодость в лице красивой девки, от которой внутри поднимает голову и хочет жить душа, что должна была давным-давно сдохнуть в муках. Потому что он все еще ее хочет, спустя столько лет. И потому что теперь она куда более уязвима, чем раньше. Теперь у нее есть ребенок, а значит — можно принудить к чему угодно. К чему угодно. Да. Абсолютно к чему угодно.
Как все переплелось-то.
Сегодня нагрянул этот остолоп, который так и не понял, что значит быть Шамраем. И который отвергнул право на то, чтобы носить это имя как наследник. А ведь столько шансов было. У них было столько шансов! Стах протягивал ему руку, а он тоже ею пренебрег. Черт.
Теперь Шамрай потянулся к телефону. Надо было предупредить Макса, чтобы брал мальчишку и валил из дома.
— Да дома только мать сейчас, — отозвался Никоряк чуть удивленно. — Мы с батькой на прииске.
— Ну, думаю, что уже не только мать дома, — пропустив через себя полученную информацию хохотнул Шамрай. А после выдохнул сквозь зубы: — Живо бросайте все и дуйте в поместье. Дело есть.
Дел было дохера.
Выгрести наличку. Сжечь документы, которые нельзя никому показывать. А лучше все поместье нахрен сжечь, при пожаре ничего не уцелеет. Забрать спрятанные в егерском хозяйстве деньги. Вырваться из страны. Повидать последний раз Адама. И сгинуть, потому что через год — уже ничего важного не останется.
Вот только вопрос. Брать ли зонтик, потому что так и не ясно, будет ли дождь.
10
— Милана Александровна, — прозвучал немолодой женский голос из-за двери, а после в комнатку поскреблись.
Олекса мрачно крякнул и пошел открывать, обнаружив на пороге незнакомую тетку, неловко переминающуюся с ноги на ногу. Зато с подносом. А на подносе — две чашки чаю и какие-то булочки а-ля «сосиска в тесте», как в школьной столовке образца двадцатилетней давности.