Соло для 'калаша'
Шрифт:
Та резко затормозила.
– Все!
– Ему наконец удалось усадить парня в салон.
Взревел мотор, и широкие колеса лжипа, перевалив через бордюр, с визгом покатились по дороге.
– Учитель, это он стрелял?
– Гаркавый с отвращением отодвинул от себя безжизненно болтающуюся окровавленную голову.
– Да.
– Кто его?
– Я.
– Но почему? Почему он выстрелил?
– Потом.
– Бай резко повернул руль, сворачивая на шоссе, ведущее за город.
–
Час спустя "Чероки" остановился на глухой лесной дороге.
– Все.
– Бай устало положил голову на руль.
– Учитель, - Гаркавый в который раз попытался осмыслить происходящее, что все это значит?
– Не зови меня больше Учителем.
– Бай, не поднимая головы, протянул ему пистолет.
– На, пристрели меня - я не могу так больше жить!
– Как жить?
– Гаркавый неуверенно взял протянутый пистолет и положил его рядом с собой на сиденье.
– Не спрашивай! Стреляй и иди...
Бай скрипнул зубами.
– Учитель...
– Я же просил не называть меня Учителем!
– Киллер повернул к парню искаженное муками лицо.
– Ты что, совсем ослеп? Не видишь, кто я?
– Кто?
– совсем смешался Гаркавый.
– Киллер.
Несколько минут в машине стояла тишина, и только мухи назойливо жужжали над головой убитого.
– А как же целительство?
– Вот мое целительство.
– Бай кивнул на безжизненное тело.
– И это не единственный мой пациент...
Гаркавый удрученно опустил голову:
все, во что он верил, рушилось на глазах, как карточный домик.
– За что вы Димку? Впрочем, догадываюсь...
– Догадываешься, так стреляй, не тяни...
– Бай покорно склонил голову.
– Да пошел ты!!
– Гаркавый схватил сумку и, открыв дверцу, зашагал прочь.
– Постой!
– Киллер, поколебавшись, поспешил следом.
– Ну что?
– Гаркавый обернулся и злобно посмотрел ему в глаза.
– Тебя не оставят в покое. Я знаю этих людей.
– Мне все равно.
– А твоя девушка? Рано или поздно он уберет и ее.
– Кто он?
– При мысли, что этот кошмар вновь может коснуться Лены, его бросило в дрожь.
– Сажин.
"Прав был Димка: как ни верти, а все дело в мозговом центре!" - с горечью подумал Гаркавый и только теперь осознал, что друг погиб по его вине.
– Я убью эту суку!
– зловеще прохрипел он.
– Одному тебе не справиться, - Бай помолчал.
– Я мог бы помочь тебе.
– Как знаешь...
– Тогда обожди.
– Киллер вернулся к машине и чиркнул зажигалкой.
Они отошли довольно далеко, прежде чем услышали звук взорвавшегося бензобака.
Как и у любого профессионального киллера, у Бая в городе, кроме основного
– Здесь.
– Бай кивнул на дверь с табличкой "33" и, порывшись в карманах, достал ключ.
– Обожди минуточку...
– Он осмотрел дверной косяк и, убедившись, что оставленные сторожевые метки на месте, открыл дверь. Проходи.
В нос ударил спертый воздух давно не проветриваемого помещения. Бай, не разуваясь, прошел в комнату и открыл дверь балкона. Свежий ветерок ворвался в квартиру.
– Что стоишь? Проходи, - тихо пригласил киллер.
Гаркавый, немного помявшись, сделал несколько шагов и, слегка удивленный, остановился на пороге комнаты.
Все убранство ее состояло из раскинутого на полу тюфяка и картин. Картины были повсюду: они висели на стенах, громоздились в углах, лежали прямо на полу.
Выполненные в различных техниках и стилях, все они имели один и тот же сюжет: изможденное лидо мужчины, увенчанное короной. В обод короны сбоку был вставлен ключ, наподобие того, которым заводят часы, к головке ключа тянулась бледная женская рука. Судя по тому, что из-под короны на лоб мужчины сочилась кровь, можно было догадаться, что она врезалась в лоб при каждом обороте ключа.
Сюжет был не нов: что-то подобное писал Глазунов или белорус Исачев, умерший с бутылкой растворителя в руках, но Гаркавого поразило то, что лицо мужчины явно было написано с Учителя.
– Это моя мазня, - пояснил Бай.
– Медитативная автопортретизация безумца.
– Он криво усмехнулся.
– Пойдем на кухню - промочим горло.
Гаркавый, оторвав взгляд от полотен, шагнул вслед за Учителем.
Кухонный стол был завален кистями и тюбиками с краской. Бай сгреб все в мусорное ведро и, порывшись в настенном шкафчике, выставил плоскую бутылку виски:
– Давай, как в былые времена.
Гаркавый поморщился: его почему-то
больно задела эта фраза "былые времена".
Вернее говоря, тон, которым она была сказана - извиняющийся.
Лет семь назад они несколько раз выпивали с Учителем: в некоторых школах единоборств считалось, что когда использованы все средства передачи знаний, то Учитель и ученик за бутылкой рисовой водки вправе открыть для себя еще один канал передачи информации. Делалось это в исключительных случаях и только при достижении учеником определенного духовного уровня. Тогда казалось, что Сергей его достиг. "Как мы были наивны", - подумал он.