Соло на швейной игле
Шрифт:
– Ну, что там с телками?
– Уже набираю.
Глава 9
В люксе 100 пахло ремонтом и приторно-сладким освежителем воздуха. Это был номер с претензией. Огромный и роскошный, он задумывался, чтобы поражать воображение и оправдывать высокую стоимость.
Никто в целом мире не знал, что Лера здесь. Будто она исчезла с лица земли, инсценировала собственную смерть, сделала пластическую операцию и готовилась начать новую, ничем еще не испорченную жизнь. Она отключила мобильник, бросила на дно сумочки. Не включая свет, вошла в главную спальню, и усталость всего
Единственное, что еще напрягало, – дурацкий торшер. Колол сверху неприятным белым светом. Лера вздохнула (очень уж не хотелось вставать), перекатилась к краю и опустила ноги на пол. Щелкнула тумблером торшера, потом все же нашла в себе силы встать и приоткрыла шторы. Снова легла. Поначалу она видела лишь отсвет уличных фонарей на потолке, потом появилась картина на стене, силуэтом, темным прямоугольником. На ней начали проявляться детали, и Лера увидела пастушка с дудочкой, сидящего на камне, барышню в чепчике, танцующую среди овечьего стада. Картина такая же ужасная, как и человек, ее купивший. Их шеф.
Жалко, что она не захватила из мини-бара чего-нибудь перекусить. Там орешки и сникерс. От одной мысли о них рот наполнился слюной. Лера даже будто почувствовала запах жареного арахиса. Но вставать не было ни сил, ни желания. Она раскинула руки и ноги, приняв форму морской звезды.
За окном кто-то прошел, хрустя гравием, далеко, где-то на задворках вселенной, завыла, удаляясь, сирена. Через несколько секунд, протикавших пульсом в кончиках ее пальцев, перед глазами Леры поплыли снежинки и звездочки, следом в бешеном мельтешении чудных предметов появилась темная фигура в их старом кресле, руки на подлокотниках. Мама! В своей любимой белой водолазке и каких-то полосатых брюках.
– Ты чего не спишь? – спросила Лера.
– Голова раскалывается, – ответила мама. – Посидишь со мной?
– Тебе нужно показаться врачу, – с казала Лера. Мама закрыла ей рот ладонью. Запахло земляничным мылом.
– Тише, заяц. Давай просто помолчим.
По маминому лицу пробежала тень, на секунду оно стало мутным и полупрозрачным. Мама переменилась. Словно сошла с той фотографии с черной лентой, которая стояла на комоде. Теперь на ней был коричневый жакет и длинная узкая юбка. В глазах светилась затаенная энергия. Красивое лицо, прямой, добрый взгляд, Лера уже и не помнила ее такой. Как же гадко, что мама навсегда останется в ее памяти сломанным человеком, немощным и капризным инвалидом, мечтающим, чтобы все поскорей кончилось!
А мама смотрела на нее с нежностью и грустью, будто знала что-то, видела, что предстоит ей впереди. В глазах мамы Лера нашла свое отражение. В объемной белой кофте, волосы прибраны в две тонкие косички с большими розовыми бантами. Лицо грустное, словно она только что плакала. Лера помнила эту кофту. Вернее, ощущение от нее. Колкое, давно забытое ощущение тепла. Почувствовала ногами холод пола в кухне, увидела за спиной мамы окно с зимними узорами. Дурацкие зеленые обои, на которых Лера рисовала. Странным образом отражение увеличивалось в размерах, хотя мама оставалась на месте, близко, только руку протяни, вот она, видна даже затяжка на чулке. Куда уж реальней?
Мама улыбнулась
– Это странный мир, Лера. Жестокий. Пойми, я всегда хотела защитить тебя.
– Я знаю.
Мама кивнула и улыбнулась.
– У нас не должно быть тайн друг от друга.
– Да, мама, – а в сердце кольнуло: «Я совсем ее не знаю. Она сама как одна большая тайна».
– Умничка моя! Но что тебя мучает?
– Мне не нравится так жить, – сказала Лера и заплакала. – Я скучаю.
Она не узнала свой голос. Это говорил ребенок.
– Мне хотелось бы всегда быть рядом с тобой, милая, – сказала мама, – но все рано или поздно остаются одни, – мама подняла руку, по ней пробежал синеватый огонек, от плеча до кончиков пальцев. Она вытерла слезы с лица Леры. Стало горячо, как от летнего солнца.
– Но мы же всегда будем вместе, мамочка?
– Нет, милая.
– Что же мне делать?
– Просто живи, – мама погладила Леру по голове. Рука ее была теплая и сухая, совсем невесомая. Воздух потрескивал от разрядов. – Это не так уж и мало. Слушай себя и сделай правильный выбор, когда наступит час.
– Но какой?
– Ты узнаешь, – мама наклонила голову и нахмурилась. – Слышишь?
Лера прислушалась, но на свете не было ничего, кроме ее сонного дыхания и эха шагов за окном, что прозвучали вечность назад.
– Проснись, милая!
Мама и Лера замелькали в бешеном стробоскопическом свете, разъединились, выпали из сверкающего круга. Лера крутанулась, бликами сверкнула в маминых глазах, по одной на каждый. В правом – Лера с косичками и со следами слез на припухлых щеках, в левом – Лера тридцати одного года от роду, на кровати, в позе звезды, как в сатанинском обряде. Холст бытия натянулся до отказа и с треском порвался посредине, обнажая непостижимую безумную пустоту. Она разом поглотила все и, самоуничтожаясь, родила звук, потрясший вселенную по другую сторону реальности. Сначала, будто прозвенела велосипедная цепь, заскрипел механизм, вращая невидимые гигантские жернова, потом раздался оглушительный щелчок, следом еще один. Звуки казались знакомыми, но их словно проигрывали на замедленной скорости.
– Проснись! – прорвался из мельтешения осколков мамин голос.
Лера вздрогнула и открыла глаза. Что изменилось? В темноте слева колыхались шторы и тянуло прохладой. Справа на полу лежал прямоугольник света. Откуда свет? До Леры донеслись мужские голоса. Один громкий, скрипучий, другой басовитый, глубокий, как медвежий.
Она вскочила с кровати. Схватила вещи с тумбочки, прижала к груди. Старалась не шуметь, но кровать, конечно же, скрипнула, зазвенели пружины, а плащ с таким оглушительным шорохом сполз с тумбочки, что ее бросило в жар. Лера постояла у кровати несколько секунд не дыша, в ожидании шагов и криков, но ничего не происходило. Она на цыпочках подошла к двери, присела и выглянула через щель в номер.
– Вот черт!
Лучше бы это был кто-нибудь из обслуживающего персонала – рабочие или электрики… Но почему, почему? Этот номер не должны сдавать постояльцам. Ведь он еще не готов.
Лера чуть не закричала от ужаса. Задавила крик руками, оставив только одну ноздрю для дыхания. Она сразу узнала этих двоих. Узнала и поняла, что погибла. Ну почему она просто не пошла домой? Дура! Это же телохранители Сарыча! Тот, что поменьше с раскосыми глазами, – Заха, а второй, здоровенный, не то Вова, не то Юра.