Соловей для черного принца
Шрифт:
Как будто бы я этого не знала! Ну почему, все стразу смотрят на Виолетту, стоит только ей появиться! Никогда меня это не задевало так, как сейчас.
— Да, она очаровательна, прелестна, восхитительна, умопомрачителна! — выпалила я и раздраженно обернулась к нему. — Есть еще уйма эпитетов!
Я в смятении подумала, что веду себя глупо. И незачем было так открыто демонстрировать свою обиду. С ним я с самого начала повела себя глупо. А ведь я всегда гордилась, своей способностью мыслить здраво!
— Ты завидуешь ей! — он нагло ухмыльнулся. — Смелая
— Я не за-ви-дую! — По слогам и почти спокойно произнесла я. — Я ухожу, рада была встречи и, надеюсь, больше не увидимся! И спасибо, что рассказал про замок.
Я благодарила действительно искренне, несмотря на все его оскорбления.
— Постой! — резко бросил он, и уже в который раз схватил меня за руку. Я подумала, что завтра на ней появятся синяки, так крепко Дамьян сжимал ее. — Не уходи!
Он сказал это так, словно выплюнул обжигающий кусок пирога, который в голодной спешке жадно откусил. Его лицо на краткий миг исказилось судорогой облегчения, будто бы избавился от чего-то тяжелого, что мешало ему. Но облегчение это было неприятным и противным ему, так как он жалел о нем. Дамьян отпрянул от меня и в ту же секунду уже презрительно усмехался. Как будто бы и не было тех слов, которые помимо воли вырвались у него. Его черные глаза в свете костров неистово блестели, отражая огненное пламя.
— Тебе сколько лет?
— Что? — переспросила я, подумав, что ослышалась.
— Мало того, что у тебя скверный характер, так ты еще и глухая к тому же!
— Уж кто бы говорил про скверный характер! Сам-то не сахарный фрукт!
Меня уже второй раз обвиняли в глухоте. Первый раз Виолетта во дворе школы, когда я пыталась подружиться с Сибил. Да уж, эти двое стоят друг друга. Оба — самодовольные типы!
— Так сколько? — снова спросил он нетерпеливо.
— В сентябре будет шестнадцать! И в отличие от этих подлиз Бредли, я не позволю командовать собой какому-то…сморчку! Сначала дорасти!
Несмотря на бушевавшую во мне злость и обиду на него, я была ужасно довольно собой, что смогла поставить его на место! В душе я, прям, сияла от гордости, как начищенная дверная ручка. Но внешне, изо всех сил старалась сохранять спокойствие, чтобы не дать еще одного повода назвать меня дикаркой.
— Сгодишься…
— Сгожусь для чего? — удивилась я и насторожилась, заметив, как он нагло ухмыляется.
— Разве ты не поняла? — его ухмылка сделалась еще шире и наглее. — Мне нужна ты! Я желаю тебя. И собираюсь жениться на тебе.
В тот момент я осознала, что испытывают люди, когда после долгого падения с большой высоты шмякаются об землю и превращаются в мокрое место. Тогда же я подумала, что меня так сильно расплющило этими словами, что даже мокрого места не осталось.
Наверное, с разинутым ртом я представляла собой незабываемое зрелище. Как-то не вовремя вспомнилось про растрепанные после танцев волосы. Я попыталась пригладить их, но безуспешно. Мне надо было чем-то занять руки, чтобы успокоить взвинченные
Не знаю, чего он ждал от меня. Восторженных возгласов или, может быть, рыданий. Сейчас он был уже тем спесивым мальчишкой, который подошел ко мне у школы.
— Ты молчишь! Сморчок не достоин твоего ответа? — издевательски спросил он. — Или ты думаешь, что мне рано говорить о женитьбе?
Я, правда, не знала, что сказать. В его словах слышались обвинение и желчь, но в тоже время и горечь. Может, он только разыгрывает меня. И все это — шутка. Я судорожно вздохнула. Мне кажется, он все понимал и все чувствовал, что творится со мной.
— Ты меня совсем не знаешь, чтобы говорить такие вещи!
— Я знаю тебя достаточно. Уж не думаешь ли ты, что я упущу из вида того, кто стал мне не безразличен с первой же минуты? Уже через день я знал о тебе все!
— Но это же абсурд! Нельзя просто так взять и возжелать кого-то с первого взгляда!
— Почему? Почему нельзя, соловей?
— Потому что… — я беспомощно замолчала, всматриваясь в его глаза, и боясь того, что могу прочесть в них. Уже в который раз я не нашлась, что ответить ему. Столько слов роилось в голове, но ни одно из них не подходило для того, чтобы объяснить, почему я считаю его слова абсурдными, невозможными, невероятными.
Пока я подыскивала ответ, Дамьян подошел ко мне совсем близко. Так близко, что в его глазах я могла различить свое дрожащее в свете пламени отражение.
— Я хочу, чтобы ты знала — я не делаю того, что мне не нужно. И если я решил, что мне нужна ты, значит никто и ничто изменить это не в силах. Я добиваюсь своего любыми способами!
Сейчас он выглядел каким-то бешенным и вновь скалился, словно в предвкушении добычи. Я не на шутку испугалась, и мне захотелось броситься наутек. Я молча развернулась и пошла из леса, не чувствуя ватных ног и не замечая, куда иду. На этот раз он не остановил меня.
Я не помню, как встретилась с подругами и тетей, не помню дорогу до дома. Все мои мысли занимал только этот беловолосый «сморчок». А в голове назойливо крутилось: «Мне нужна ты! Я желаю тебя. И собираюсь жениться на тебе». Дома я забежала к себе в комнату и подошла к висевшему на шкафу зеркалу. Долго всматривалась в отражение, пытливо изучая свое лицо.
Волосы и вправду стояли дыбом. Я всегда их считала наказанием. И даже тетушка при расчесывании иногда в сердцах называла их «лохматой бедой». Они прямые и очень густые, но ужасно непослушные. Все аккуратные косы и тугие узлы распадались уже через час, а волосы путались и упрямыми мочалками торчали в разные стороны. К тому же они ужасного цвета. Хотя тете цвет нравился, и она называла его «каштановым». А мне он напоминал цвет шкуры той злосчастной коровы, которая загнала меня в навоз. «Бурые», вот они какие! Но в свете костров, они, наверное, были огненными. Как у дикарки!