Солженицын и колесо истории
Шрифт:
28.11.70
У Реформатских. Тимофеев-Ресовский [135] . Его рассказ о Лубянке, «коллоквиях» там. Не пытали (пытали на Матр[осской] Тишине), но на интеллиг[ентного] ч[елове]ка действует сильно нехватка сна. Днем спать нельзя. Ночью – с 11 до 7 – строго. В 11.15 – к следователю, и возвращение в камеру – без четверти семь. Следов[атель] давал папиросы – по пачке. Разочарование в работе органов – ничего не знали. Студенты-математики, профессор-историк.
135
Тимофеев-Ресовский
В Бутырках – тоже коллоквий – с Исаичем. Тим[офеев] читал курсы генетики и совр[еменной] физики (принцип дополнительности и проч.).
В лагере (Карлаг?) ели кукурузн[ые] початки и миска баланды на день (стебли свеклы и верхние гнилые капустн[ые] листья в супе). Там «коллоквий» – 18 чел[овек]. Выжило – двое. Перед смертью священ[ник] читал лекцию за 3 дня – «О непостыдной смерти». <…> [136]
30. III.70
136
«Дружба народов», 2003, № 6. Публикация дневника с января по март 1970 г.
<.. > Никто на съезде [137] так и не сказал ни полслова ни о Солженицыне, ни о нас. Будто сомкнулись волны – и даже кругов на воде не видно.
Какой-то рязанец, кажется, Родин, подстерег Трифоныча у колонны и стал, будто исповедуясь и оправдываясь, объяснять, почему он проголосовал за исключение Солженицына, хотя и не хотел этого. <.. >
1. IV.1970
Обедали с Шимоном в «Центральном». К концу обеда пришел А.Т., встречавшийся с Беллем. Говорит, что Беллю будто бы предполагалось дать в этом году Нобелевскую премию, но он просил, чтобы ее получил Солженицын.
137
24. III открылся III съезд писателей РСФСР.
Трифоныч говорит, что съезд РСФСР ждал апелляции от Солженицына и будто бы она была бы удовлетворена. Сомнительно. <…>
9. IV.70
С утра неприятное, раздраженное письмо от Исаича [138] . Я сам виноват, доверительно говорил о нем с Р[…], а они разнесли.
Днем встретился с А.Т. Он неожиданно утешил меня: «Да я сто раз говорил, что он стал надменен – не надо прощать нашим гениям такие выходки».
138
Письма В.Я. Лакшина Солженицыну см. в этой книге.
Относительно сплетен, идущих из редакции, о которых он уже слышал, А. Т. тоже рассудил по-своему: «Не принимайте близко к сердцу, это они Вам честь делают, если говорят, что из-за Вас «Новый мир» погиб». <.. >
<…> Солженицын написал мне уже первое свое письмо в той манере «либерального торквемадства», над которой так желчно смеялся Щедрин: «соблаговолите…» и проч.
Такое впечатление, что своим первым письмом он «задирался», набивался на ссору, как опытный дуэлянт. Может быть, второе письмо уже сидело в его голове, когда он писал прицепку – первое?
«Блажен муж, который не ходит на совет нечестивых….» [139]
23. IV.70
<.. > Вечером – письмо от Исаича, полное раздражения и несправедливых нападок. Я заболел от этого письма.
24. IV.70
Весь
139
Псалтирь пророка Давида, псалом 1.
С А. Т. сидели вечером в «Будапеште». Он рассказал, что встретился с Лукониным [140] – Луконину предлагают заведовать поэзией в «Новом мире». «Если будут платить ставку – пойду, мне за машину надо выплачивать». – «А куда ты идешь, ты не подумал?» – «Нет, а что?»
С[офья] Х[анаровна] принесла сегодня днем – копию письма Полевого – Косолапову. Редкий по цинизму документ. Подписывается: «Теперь Ваш». Говорили о письме Солженицына. А.Т. гневался и уверял меня, что сам ему напишет. «Вы его не знаете, а я его давно раскусил, этакий квасец. Ему надо давать отпор». <.. >
140
Луконин Михаил Кузьмич, поэт, публицист.
27. IV.70
Отправил измучившее меня письмо Исаичу. Все это ужасно, но есть и что-то доброе: случай изложить мое понимание того, что произошло в «Новом мире» последние месяцы. Конечно, не такой бы ценой – но это уже парадокс Винера. (В кибернетике: определил желание, не оговорив последствий.) [141]
3. V.70
Сережа заболел свинкой, и никуда мы не поехали. Только стал поправляться, и настроение мое наладилось, мир воцарился в доме – новое письмо от Исаича – неприятнее старого. Теперь уже бранит журнал и мои статьи.
141
Винер Норберт, в труде «Кибернетика» сформулировал ее основные положения.
Верно сказал Трифоныч, напомнив стихи, переведенные Маршаком:
Вскормил кукушку воробей,Бездомного птенца,А он возьми да и убейПриемного отца…5. V.70
Все время под впечатлением нового письма Солженицына. Пишу свое «послание Курбскому», не могу ни о чем думать другом, совсем заболеваю. Ужасно его неблагородство. Спор идет не на равных: «Он меня палкой, а я его ермолкой, он меня опять палкой, а я его опять ермолкой…»
Есть что-то жестокое, с ударом ниже пояса, в его самозащите. Тут вдруг проснулся в нем «урка». Я вспомнил, как Шаламов [142] описывает смертную вражду в лагере между «суками» и «ворами в законе». Ударом на удар.
6. V.70
Мне 37 лет. Не хотелось никого звать, никого видеть. Но Света уговорила, собрались друзья – и попировали не худо.
Думаю: почему я так сильно переживаю эту нашу переписку с Солженицыным? Не только потому, что обидно его терять, но и потому еще, что он мог поставить под сомнение все, чем я жил. А жил я только журналом и своей работой, решительно отодвигая все остальное. И тем ужаснее его агрессия. <…>
142
Шаламов Варлам Тихонович, прозаик, поэт.