Солженицын. Прощание с мифом
Шрифт:
2 января 1970 г. Н. А. Решетовская поехала в Рязань (35) и здесь получила письмо мужа, который предложил ей пожить «январек в Рязани» — не мешать ему работать (36). «Весь январек, — пишет Наталья Алексеевна, — я все-таки не продержалась», а когда приехала в Жуковку, застала «мужа запойно работающим» (37). «И в феврале, и в марте мужу хорошо работалось. Иногда писал даже после обеда. Но чаще всего по вечерам мы слушали передачи западного радио» (38).
А в это время над «Новым миром» собрались грозовые тучи и, наконец, грянул гром. 3 февраля 1970 г. состоялось заседание Бюро Секретариата Правления Союза писателей СССР,
И сам А. Т. Твардовский, и вся редакция были возмущены. «10 февраля, — пишет Александр Исаевич, — когда уже решено было снятие Лакшина–Кондратовича–Виноградова, пришел и я в это столпотворение» (41). Из дневника А. И. Кондратовича явствует, что был он в редакции «Нового мира» и на следующий день (42). Если верить А. И. Солженицыну, он пытался убедить А. Т. Твардовского не поддаваться эмоциям (43). Однако сам А. Т. Твардовский в этот же день на вопрос А. И. Кондратовича о цели визита А. И. Солженицына ответил совершенно иначе: «Занят своими делами. Мы его не интересуем» (44). 12-го Александр Трифонович подал в оставку (45). 13-го Бюро Секретариата Правления СП СССР приняло ее и назначило новым главным редактором журнала другого литературного чиновника Валерия Алексеевича Косолапова (46). В редакции «Нового мира» об этом стало известно 19 февраля (47), А. Т. Твардовскому официально объявили о его отставке еще позже, 25-го (48).
Можно по-разному оценивать «Новый мир», однако по истечении времени даже А. И. Солженицын вынужден был признать, что редактируемый А. Т. Твардовским журнал являлся лучшим советским литературным журналом того времени (49). К этому необходимо добавить, что тогда он представлял собою один из духовных центров либеральной оппозиции в СССР.
Разгромив его, руководство партии не решилось открыто встать под знамена консерватизма. Более того, началась кампания против «Молодой гвардии» (50). Правда, борьба с ним велась иначе с «Новым миром». Хотя в ноябре 1970 г. состоялось специальное заседание Секретариата ЦК, посвященное «Молодой гвардии» (51) и ее главный редактор А. В. Никонов тоже был отправлен в отставку (52), однако новым редактором стал его заместитель А. Иванов (53). Был отправлен в отставку и выведен из ЦК КПСС директор издательства «Молодая гвардия» Ю. Мелентьев (54). Прошло немного времени, и его назначили сначала заместителем министра культуры Российской Федерации, а затем и министром (55).
15 ноября 1972 г. в «Литературной газете» появилась статья исполнявшего обязанности заведующего Отдела пропаганды ЦК КПСС А. Н. Яковлева «Против антиисторизма» (56). Характеризуя ее, А. Л. Янов пишет: «Яковлев развернул огромную, поистине устрашающую панораму проникновения русофильства во все области литературы и общественных наук, начиная от „истерических писаний Шевцова“ до Советской энциклопедии. Он обнаружил русофильство в историографии, в беллитристике, в поэзии, в литературоведении — всюду. Очень осторожно, но тем не менее настойчиво старался он создать впечатление невиданной — со времен разгрома всех партийных оппозиций — диверсии враждебной идеологии, особенно опасной тем, что она практически помогает буржуазной пропаганде разжигать национальные противоречия в СССР» (57).
На публикацию «Литературной газеты» самиздатовский журнал «Вече» ответил статьей «Борьба с так называемым русофильством, или путь государственного самоубийства» (58). Прошло еще некоторое время, и А. Н. Яковлев был отправлен послом в Канаду (59). Это свидетельствует, что сторонники консервативно-патриотического направления
Несмотря на то, что зимой 1969–1970 гг. вдохновение снова вернулось к Александру Исаевичу, время от времени ему приходилось отвлекаться от работы.
«В начале 1970» года, пишет А. И. Солженицын, приехала Э. Маркштейн, «привезла окончательную и всеохватывающую форму доверенности на Хееба, которую я опять-таки подписал, да второпях… Лиза (от Элизабетт, названная нами Беттой), Фриц Хееб („Юра“ — от юриста) и Никита Струве (Никита — Николай — Коля) составили… желаемый заграничный треугольник. В эти три точки и направлялись теперь все мои нелегальные письма и от них троих получались» (1).
5 марта 1970 г. Фриц Хееб опубликовал за границей заявление о том, что запрещает без разрешения А. И. Солженицына публикацию его произведений (2). Чтобы оценить значение этого заявления нужно вспомнить дело Ю. М. Даниэля и А. Д. Синявского. Характеризуя этот шаг, О. Карлайл пишет: «Тот беспрецедентный факт, что Солженицын позволил открыто огласить свое решение доверить дело западному юристу, произвел огромный переполох. То был первый случай, когда советский писатель переходил все границы дозволенного в своих взаимоотношениях с Западом. Официальное сообщение Хееба вызвало шок за пределами СССР и одновременно чувство страха за дальнейшую судьбу Солженицына. В Советском Союзе тоже наблюдалось смятение. Но тем не менее что-то удержало советскую власть от расправы над писателем» (3).
В конце 1969 г. О. Карлайл собралась в Москву, но в январе 1970 г. совершенно неожиданно ей было отказано в визе. Тогда она и обратилась за помощью к своему другу Степану Николаевичу Татищеву («Марсель»). Он дал согласие и весной 1970 г. под видом туриста отправился в Москву (4). По возвращении, вспоминала О. Карлайл, первым делом он сообщил, «что публикацию „Архипелага ГУЛАГ“ придется отложить и надолго» (5). «Своим представителем на Западе Солженицын назначил… швейцарского адвоката доктора Фрица Хееба, наделив его полномочиями официально и открыто охранять его интересы, подписывать контракты… и надзирать за качеством переводов… Вместе с тем доставшийся нам „Архипелаг ГУЛАГ“ по-прежнему сохраняется за нами и полномочия доктора Хееба на эту книгу не распространяются». Новая распределение ролей выглядело следующим образом: Хееб — Карлайл, Хееб — ИМКА. Связующее звено между Карлайл и ИМКА — С. Н. Татищев (6).
Одновременно Ф. Хееб начал переговоры и с английским издательством Бодли хэд. «И, — пишет А. И. Солженицын, — не состязаясь в достоинстве, сам же… поехал в Лондон» (7). Этот эпизод нашел отражение и в воспоминаниях Н. Бетелла: «Хееб, — говорится в них, — появился в издательстве „Бодли хед“ и, после предъявления письменной доверенности, получил копии всех наших контрактов и счетов, а также обещание чеков на значительную сумму. Мы сотрудничали с ним всеми возможными способами» (8).
А «в июне 1970 г., — читаем мы в воспоминаниях Н. Бетелла далее, — я посетил его офис в Цюрихе и там впервые добросовестность Личко была подвергнута сомнению. Хееб показал мне собственноручное письмо Солженицына, в котором говорилось о том, что Личко бессовестным образом злоупотребил доверием писателя. Это был удар. Я не мог в это поверить. Мысль о том, что Личко кого-то обманул, казалось дикой… Наше хорошее отношение к Личко только укрепилось после того, как… я узнал, что 1 сентября он был арестован и обвинен в распространении антисоциалистической и антисоветской пропаганды. Казалось, ничто из перечисленного выше не омрачило желание Хееба сотрудничать с нами. 9 сентября он писал мне: „Я очень благодарен Вам за быструю и четко выполненную публикацию этих произведений. Вот почему я не хочу отменять существующие на сей день договоренности…“» (9).